Барбара Вуд - Свитки Магдалины

– Думаешь, он там упоминается?

– Кто?

– Иисус.

– Вот оно что. Понимаешь, я не… – Бен отвел взгляд. Для него понятие «во времена Христа» являлось лишь инструментом измерения исторического периода. Так было проще, нежели говорить «с четвертого года до Рождества Христова и приблизительно до семидесятого года новой эры» или «после Августа и до Флавия». Это был сокращенный способ обозначения конкретного отрезка в истории. Бен придерживался особого мнения относительно человека, которого люди именовали Христом. И оно отличалось от общепринятой версии.

– Значит, ты по почерку сможешь вычислить, когда это было написано?

– Надеюсь на это. Почерки менялись на протяжении веков. Сам почерк, алфавит и язык являются для меня тремя стандартными единицами измерения. Я сравню свитки Уезерби с теми, которыми мы сегодня располагаем, например свитками Масады, и проверю, насколько сходны почерки. Так вот, после химического анализа самого папируса можно гипотетически считать, что речь идет о сороковом годе нашей эры с допустимой ошибкой в двести лет, а это означает, что папирус был изготовлен между сто шестидесятом годом до Рождества Христова и двести сороковым годом новой эры.

Что такое новая эра? Сокращенно это пишется «н. э.» и означает то же самое, что наша эра. Археологи и теологи пользуются этим выражением. Оставим это и вернемся к вычислению времени. Радиоактивный углерод хорошо подходит, когда приходится определять возраст доисторических черепов, ибо столь значительный допуск ошибки так важен. Но когда дело касается года, в котором что-то происходило ровно два тысячелетия назад, то ошибка в двести лет является серьезным препятствием. Но все же этот период можно взять за исходную точку исследования. Затем мы попытаемся определить точную дату по глубине земли, в которой нашли свитки. Более древние слои находятся ниже, а слои, образовавшиеся за недавнее время, – выше. Так же обстоит дело с геологическими пластами. Но даже после всего этого для определения точной даты нам придется обратиться к самому почерку. А пока, Энджи, наш древний еврей выводит буквы, напоминающие те, которыми написаны свитки Мертвого моря, а это позволяет нам утверждать, что он трудился в периоде между сотым годом до Рождества Христова и двухсотым годом после него.

– Возможно, этот Давид пишет нечто такое, что позволит тебе установить точную дату. Например, упомянет какое-то имя, событие или еще что-то в этом роде.

Бен уставился на Энджи, так и не донеся бокал с вином до своих губ. Как раз такая мысль не пришла ему в голову. И все же, почему бы не допустить подобную возможность? Конечно, первый фрагмент уже доказал, что эти свитки из Мигдалы совсем непохожи на другие находки. Это возможно. Все возможно…

– Не знаю, Энджи, – задумчиво сказал он. – Чтобы он назвал нам точную дату… это все равно что надеяться на чудо.

Она пожала плечами:

– Послушать тебя, то обнаружить эти свитки тоже было бы невозможно. Однако они в наших руках.

Бен второй раз внимательно посмотрел на нее. Способность Энджи столь легко воспринимать самые странные события не переставала удивлять его. «Возможно, дело не в том, как легко она воспринимает их, а как небрежно отмахивается от них», – подумал он, изучая ее бесстрастное выражение лица. Поражала ее способность воспринимать все, будь то текущие события или новость о катастрофе, одинаково объективно. Энджи ни разу не проявила что-то вроде пароксизма, и казалось, что она действительно гордится тем, что является прямолинейной женщиной. Она обладала способностью мгновенно взять себя в руки. Ее друзья любили рассказывать, как она отреагировала на убийство Джона Кеннеди. В тот самый час, когда это произошло и потрясло весь мир, она лишь заметила: «Что ж, жизнь скверная штука».

– Да, найти такие свитки – это просто чудо. По правде сказать, каждый археолог мечтает о подобной находке. Но все же… – Голос Бена угас. Еще столько подводных камней. Доктор Уезерби в своем письме упоминал лишь «свитки». Однако он так и не назвал их количество. Сколько же их? Сколько свитков успел исписать старик Давид бен Иона до того, как ушел из «этого мира в иной»? Более того, в чем же он хотел чистосердечно признаться на этом папирусе?

Сидя вместе с Энджи перед камином и потягивая некрепкое вино, Бен стал погружаться в пучину вопросов и догадок. Подобные вопросы до сих пор не приходили ему в голову.

Да, верно, что же столь неотложно побудило старого еврея доверить факты своей жизни бумаге? Какое важное событие вынудило его взяться за то, на что отважились считанные единицы его современников: описать свои мысли пером и чернилами? Более того, что заставило его прятать эти свитки так же тщательно, как это сделали монахи с рукописями Мертвого моря, сохранив их для потомства? Почему ему захотелось, чтобы его сын прочитал послание отца?