– В таком случае – в путь!
– Так, сиди.
И четыре лошади потонули во мраке ночи.
В одной из узких улиц тунисской Казбы, лет двадцать тому назад, стоял грязновато-желтый с зелеными ставнями дом, по фасаду которого черными, местами выцветшими от солнца буквами было выведено: «Гостиница «Солнце». Дом заклинился между мальтийской бакалейной лавкой и еврейской мясной и даже в этой улице, где все было ни с чем несообразно, имел вид какой-то деклассированный. Он был много выше соседей, и из окон верхнего этажа, поверх плоских крыш, открывался вид до самого Дарэль-бея, и можно было пересчитать все минареты квартала Медины. А снизу из узкой улички, такой узкой, что солнце проникало туда только в полдень, весь день неслись звонкие крики продавцов и шарканье ног в туфлях.
Над большой мечетью в верхней части города только что взвился флаг – знак, что пробил полдень, – и только что отзвучали голоса муэдзинов, призывавших на третью молитву, как на улице Казбы показался офицер в форме африканского стрелка; он вошел в гостиницу, кивнув мимоходом неопрятной итальянской хозяйке, пожилой, с усиками женщине, чистившей на пороге горох.
– Наверху? – спросил он, не останавливаясь.
Она кивнула головой – двойной подбородок задрожал.
– Они не выходили из дому?
– Старуха выходила вчера, да и молодая тоже – после захода солнца. Месье знает дорогу?
Она снова принялась за свой горох, а де Коломбель поднялся по скрипучей лестнице в верхний этаж. Остановившись у первой двери, он постучал. Раз, другой. Дверь приоткрылась. Выглянуло лицо старухи, желтое, как слоновая кость, и все в морщинах.
– Как дела, Неджма?
– Хорошо, сиди, хорошо.
Она неохотно отступила, и он быстро вошел, отстранив ее.
– Где Мабрука? – Он оглянулся в скудно обставленной комнате.
– Все еще больна, сиди. Маленькая луна болеет в чужой стране.
Де Коломбель остановил ее нетерпеливым движением.
– Довольно. Мне это надоело. Ей, очевидно, лучше, раз она выходила вчера.
– Выходила, сиди? Да она не вставала с постели.
– Она выходила, и даже под вечер, когда прохладно. Незачем лгать мне. Я хочу видеть Мабруку.
Лицо старухи перекосилось от страха. Не обращая на нее внимания, де Коломбель толкнул дверь в соседнюю комнату и вошел. Ставни были притворены, и по голому полу протянулись в разных направлениях светлые горячие полосы.
– Мабрука!
Она вызывающе взглянула на него. Глаза у нее были окаймлены темными кругами, но цвет лица совершенно здоровый. При виде него краска медленно прилила ей к щекам.
– Я не хочу вас видеть.
– А мне надо видеть тебя! – заговорил он на своем родном языке. – Я не знаю минуты покоя с тех пор, как ты убежала от меня в Батне. Думаешь, я выследил тебя здесь так… из любопытства? От скуки?
Она молчала, стояла неподвижно, порывисто дыша, – странная дикая фигурка в желто-пунцовом платье.
– И ты не можешь обойтись без меня, – уже спокойнее и мягче продолжал он. – Тебе невозможно оставаться здесь одной. Что знаешь ты о жизни? Что будешь делать? Какие могут быть у тебя причины отказываться видеть меня? Отказываться от единственного твоего друга? Поди сюда, не будь дурочкой!
Он подошел к ней вплотную и осторожно, опасаясь взрыва, обнял ее.
– Не прогоняй меня, – шептал он ей на ухо по-арабски. – Я не могу отпустить тебя. Ты мне как воздух нужна.
Она слушала, испуганная, упрямо сжав губы и нахмурив брови.
– Я изголодался по тебе, – продолжал он шептать, прибегая к языку арабов.
– Отпусти меня назад, – тихо, с трудом заговорила она, наконец.
– На смерть?
– Не все ли равно? Я умру, если останусь здесь.
– А что же свобода?
– Но я ведь несвободна! – крикнула она с рыданием в голосе. – Ты обманул меня. Я ненавижу тебя.
– Это ты нарушаешь наш уговор.
– Как я могла знать, что у меня украдут драгоценности, – прерывающимся голосом ответила она.
– Разве я требую денег, Мабрука? Я люблю тебя.
– Мы сговорились, что я расплачусь деньгами.
– Я не сговаривался.
– Ненавижу, ненавижу тебя! – страстно выкрикнула она.
– Я предлагал купить тебе новые драгоценности…
– На что они мне? Собака! Собака!
Пот выступил у него на лбу. Он долго смотрел ей в глаза, метавшие молнии, потом вдруг встряхнул головой, коротко рассмеялся – он овладел собой. Опустившись на край широкого дивана, покрытого красным ковром, он попросил пить.
Она отошла в угол и вернулась с полным стаканом какого-то питья. Он залпом выпил его и, вернув Мабруке стакан, притянул ее на диван рядом с собой. Стакан выпал из рук девушки и разлетелся на мельчайшие куски. К величайшему изумлению де Коломбеля, Мабрука на этот раз не сопротивлялась, и он душил ее поцелуями, шепча слова любви.
Читать дальше