Этель Стивенс: Прекрасная пленница

Узел на седле охнул. Мальчик остановился.

– Мне с вами надо говорить, – обратился он к де Коломбелю.

Де Коломбель с ужасом узнал голос Мабруки и поспешил отослать Тайеба.

Когда тот отошел, де Коломбель направился к девушке.

– Вот и я! – сказала она по-французски.

– Как вы осмелились! – Он грубо схватил ее за руку. – Как вы осмелились! Это безумие! Самоубийство! Возвращайтесь сейчас же обратно вместе с Рашидом! Кто эта другая женщина?

– Неджма!

– Великий Боже! – вырвалось у него.

– Помпом, нам нельзя вернуться, нам надо ехать дальше.

– Вашего отсутствия еще не успели заметить, вероятно.

– Но двери заперты уже. – Она содрогнулась, случайно употребив слова, в каких арабы говорят о смерти. – Нам не откроют.

Он молчал.

– Ты должен взять меня с собой, – крикнула она, и в голосе был дикий ужас.

– Куда, ради самого неба?

– К твоей сестре, в Алжир.

– Невозможно. Я еду в Батну, оттуда в Тунис.

– Возьми нас с собой.

– Что я буду делать с двумя женщинами?

– Никто не догадается, что я женщина, я стройна и худощава. Я буду мальчиком Саллахом, отправляющимся в Тунис со своей больной матерью. Я не буду вам в тягость. Я захватила свои драгоценности и деньги.

– Но за нами будет выслана погоня! – вырвалось у него. – Меня обвинят в том, что я увез вас. Боже! Вот так положение!

Она засмеялась:

– О, я не так глупа, как вы думаете! До утра меня не хватятся. А там – два человека покажут, хотя бы и под присягой, что видели, как мы пробирались к палаткам Хаджи Джилани, который уйдет со своим караваном на рассвете. Я не раз грозила, что сделаю это. Рашид удостоверит, что с вами меня не было.

Де Коломбель задумался. Узнав, что опасность не так велика, что истина может и не обнаружиться, он начинал поддаваться обаянию приключения.

– О друг мой, не отталкивайте меня! – быстро зашептала Мабрука, прижимаясь к нему. – Я молода, Помпом, я не хочу умирать, я люблю жизнь, люблю, люблю. Клянусь Аллахом, я не жила до сих пор, а вы хотите выбить чашу у меня из рук, как раз в ту минуту, когда я уже подношу ее к губам.

– Вы вознаградите меня, маленькая луна? – неуверенно ответил он, загораясь от ее ласки.

– Еще бы! – это прозвучало уверенно-радостно.

Он схватил ее в объятия.

– Послушай, Мабрука. А Рашид?

– Его бояться нечего.

– И, если я возьму тебя с собой… – хриплым голосом начал он.

– Я награжу вас, я уже сказала. У меня есть деньги. И я дам вам много, много золота, когда разбогатею, потому что я буду плясать, как моя мать. О Помпом! Хорошо быть богатой. Можно бывать всюду – в Константинополе – и в Каире – и в глубине Аравии. Везде будет греметь слава обо мне. А драгоценностей у меня будет столько, как ни у одной женщины в мире! Вот увидишь. – Глаза так и сияли из-под капюшона тяжелого бурнуса. – Я буду сверкать, как солнце, я буду как райская гурия в светозарных одеждах. Ах! Вот это будет жизнь! Я, как франкская женщина, увижу большие города…

Она умолкла в экстазе и сделала движение, чтобы освободиться из его объятий.

– Пусти… я не люблю, когда меня держат…

Он послушно отпустил ее, утешая себя надеждой на будущее.

Он задавался вопросом – служат ли ее слова выражением глухого, столетиями накапливавшегося протеста, или она – исключение, одинокая душа, в которую природа вложила непреоборимое стремление к свободе? А может быть, в ней говорит наследственность со стороны женщины, которая сама отвергла покрывало?

– Дай посмотреть на тебя, – попросил он вдруг.

– Темно. – Она по привычке натянула капюшон на лицо.

Он зажег спичку. Спичка вспыхнула и погасла. Он не успел разглядеть лица Мабруки, но с радостной уверенностью подумал, что она красива той особенной красотой, которая не поддается определению, а влечет к себе неотразимо; той красотой, что прославила ее мать в стране, где тело ценят больше, чем душу, где нет двух разных слов для «люблю» и «желаю».

– Надо действовать очень осторожно, – заговорил он, взвешивая каждое слово. – Очень осторожно. Надо заставить Тайеба молчать.

– Значит, решено?

– Решено.

В ней была какая-то ребяческая смелость, пленявшая де Коломбеля. Волна страсти захлестнула его, веки дрогнули.

– Решено! – повторил он и, отвернувшись, позвал Тайеба.

– Сиди! – отозвался издалека голос драгомана.

– Си-Измаил прислал этого мальчика и его пожилую больную родственницу, чтобы мы взяли их с собой. Нам надо спешить. Рашида не видно еще?

– Он уже здесь, сиди.