Он сам выбрал изгнание, чтобы в тишине скорбеть об умерших и решить наконец, как же справиться с бедами, которые уже много лет терзают его народ. Неурожаи, болезни, засуха, проливные дожди… А все из-за проклятия, которое наложила на его клан и земли Маккериков эта женщина! Она давным-давно покинула эти места, но с каждым годом несчастья Маккериков только множились. И вот теперь не стало его жены и ребенка.
Отец ни за что не хотел просить помощи у другого клана, земли которого располагались к югу отсюда. Но Коналл понимал, что в конце концов ему придется это сделать или смириться с тем, что люди его клана будут медленно вымирать.
Он знал наизусть каждое слово проклятия, которое с горечью передал ему отец, Дэр Маккерик: «Голод и болезни – вот что я дарю вам, звери клана Маккерик, что вырвали из моей груди сердце и скормили его воронам. Отныне и до тех пор, пока я не вернусь, эти крылатые вестники смерти будут вашей единственной едой, их карканье будет вашей единственной песней. А я обязательно вернусь. Сердечные муки и тяжелый труд будут вашим единственным урожаем, пока ребенок Бьюкененов не будет править Маккериками. И когда вы окажетесь на коленях, мое отмщение свершится».
При первом дуновении весны, если будет жив, он отправится к Ангусу, главе клана Бьюкененов, чтобы просить прощения за то зло, что было совершено по отношению к его сестре, когда он и Дункан еще лежали в колыбели. Хотя люди его клана были против того, чтобы «склоняться перед колдовством Бьюкененов», сам Коналл считал, что это их единственный шанс на спасение и выживание.
Он обошел небольшое болотце, ведя за собой овцу, и стал искать груду камней, где начиналась тропа, ведущая к старой хижине Ронана, расположенной почти на границе земли Маккериков, в глубокой долине. Коналл очень давно, почти год уже не был в этих краях, но надеялся, что в заброшенной хижине еще можно жить.
Коналл отчаянно нуждался в тишине, полном уединении и был уверен, что найдет все это в дядином охотничьем домике, который уже совсем близко…
Размышляя об этом, он вскоре вышел к хижине и увидел тонкий дымок над крышей, прежде чем уловил запах тлеющего торфа и аромат мяса. В хижине готовили еду. В его желудке заурчало.
Старая, обложенная дерном хижина, вросла в землю, словно гриб. Ее низкая деревянная дверь была приоткрыта. Коналл помрачнел. Он снял лук, колчан, походную сумку, привязал овцу к дереву и взялся за меч.
Ивлин сняла с вертела почерневший кусок мяса, взяла его большим и указательным пальцами и подула на него. Потом она бросила его Элинор, которая ловко на лету поймала угощение. Два быстрых движения челюстями – и от мяса ничего не осталось. Элинор с явным удовольствием облизнула заостренную морду длинным, розовым языком.
– Да, я согласна, – сказала Ивлин, взяв следующий кусок, – это вкусно. – Она вонзила зубы в полуобгорелое мясо, пытаясь откусить поменьше, чтобы можно было его разжевать. – Хотя немного суховато, – призналась девушка. Оставшуюся часть она кинула лежащей рядом волчице.
Элинор быстро расправилась с мясом, а потом уселась и принялась тщательно вылизывать шерсть вокруг самодельной повязки, защищающей ее живот и спину.
– Чешется, да? – спросила Ивлин, облизнув пальцы, и встала. Хромая, она отошла от очага и направилась к длинным поношенным тряпицам, висевшим под потолком. Ивлин пощупала их, потом выбрала две и сняла с балки. Затем взяла миску с водой, в которой плавал мох, подошла к волчице и со стоном опустилась на пол. Ее колено, лодыжка и бедро с каждым днем болели все меньше, опухоль почти спала, но черные, зеленые и лиловые синяки все еще украшали ее правую ногу.
Элинор тяжело вздохнула и легла на бок. Ивлин села у нее в ногах, и волчица закрыла глаза.
– Тебе нравится эта процедура, да? – с улыбкой спросила Ивлин, развязывая узел. Она размотала повязку и отложила в сторону, чтобы потом постирать, а затем сняла набухшие куски мха с живота Элинор. Девушка кинула их в огонь и осмотрела рану, которую они прикрывали.
Рана выглядела гораздо лучше. Она начала рубцеваться, кожа вокруг длинного неровного шрама уже не была красной и не источала плохого запаха. На белой коже рядом с раной Ивлин заметила короткую черную поросль. У Элинор росла новая шерсть.
Ивлин была удовлетворена. Она окунула одну из чистых тряпиц в миску с водой, потом отжала ее и нежно приложила к ране Элинор. Волчица слегка вздрогнула, но потом опять расслабилась.
Читать дальше