Вера Крыжановская - Два сфинкса

Нет! Умереть она хотела во всем обаянии своей красоты; хотела быть оплаканной этим самым Аменхотепом и вечно, как радостное видение, жить в воспоминании Ричарда.

– Нет, – сказала она, задумчиво качая головой, – дай мне смерть! Я устала, жажду покоя и хочу взмахнуть, наконец, своими духовными крыльями, чтобы улететь в пространство. Ужели ты, Аменхотеп, проникший в неведомый мир, станешь отговаривать меня вернуться туда?

Хриплый вздох вырвался из груди мага. Не отвечая ни слова, он повернулся и тихо направился в лабораторию, где бессильно опустился в кресло у стола.

С минуту он размышлял, опершись головой на руку. Сердце его было разбито полученным ударом, но могучий, дисциплинированный дух, мало–помалу приобретал обычную над собой власть.

– В чем грешен – тем и наказан! Сказание об Ахиллесовой пяте вечно справедливо, – пробормотал он. – Я дозволил беспорядочной страсти овладеть моим разумом и, ослепнув, не заметил, как в уме этой женщины зародилась дьявольская мысль. Но теперь уже поздно: я должен сдержать данное мною слово.

Он пододвинул к себе кубок, налил его до половины вином и прибавил несколько капель какой–то бесцветной жидкости. Затем медленно вернулся на террасу. Когда он проходил через комнату, где вчера еще был так счастлив, кубок казался ему тяжелым, как скала.

Эриксо ждала его, прислонившись к колонне. Она задумчиво смотрела на восход солнца, закат которого ей не суждено уже было увидеть. Услышав шаги Аменхотепа, она обернулась. Маг принял свой обычный суровый и гордый вид. Глубокая складка прорезала его бледный лоб, а взгляд стал по–прежнему блестящ и непроницаем. Рука его дрожала, когда он подавал Эриксо кубок и глухо сказал:

– Возьми! Это даст тебе смерть, которую ты требуешь, как плату за твою любовь. Тебе заплачено!

Она с удивлением посмотрела на него. Затем медленно протянула руку и взяла кубок. С минуту взгляд ее задумчиво блуждал по окружавшей ее волшебной картине и остановился на Аменхотепе, который, прислонясь к колонне, мрачно смотрел на нее. Она быстро поднесла кубок к губам и залпом осушила его.

Ледяная дрожь пробежала по всему телу и она выпрямилась во весь рост, глаза широко раскрылись и по щекам разлился лихорадочный румянец. Лучи солнца играли на ее распущенных золотистых волосах и на серебряной вышивке туники, заливая всю ее золотистым светом. Никогда еще она не была так чудно прекрасна, как в эту минуту. Вдруг она поблекла, лицо приняло сероватый оттенок и она опустилась на каменные плиты. Минуту спустя Эриксо представляла собой словно бесцветную статую.

Аменхотеп наклонился к ней и дунул: поднялся столб серой пыли, и утренний ветер разнес его.

– Душа, обитавшая в этой тленной оболочке, где ты? – пробормотал маг, взяв горсть праха, который представляло тело Эриксо.

Убитый горем, он застонал и опустился на каменные плиты.

Сколько времени пробыл он в таком оцепенении, полном отчаяния, он и сам не мог бы сказать. Очнуться заставило его прикосновение руки и чей–то голос, удивленно спрашивавший:

– Кто ты, старик? Как осмелился ты проникнуть сюда?

Аменхотеп выпрямился и узнал одного из своих учеников, Виасхагану. Но отчего тот не узнал его? Аменхотеп машинально встал и дал отвести себя к воротам сада. Но едва ученик исчез в тени деревьев, как Аменхотеп стряхнул с себя оцепенение, сковывавшее уста его, быстрыми шагами вернулся во дворец и заперся в своей лаборатории.

Он остановился в задумчивости и сжал голову руками. Затем, решительным жестом откинул завесу и взглянул на себя в большое зеркало.

Кто ты? – мог он тоже повторить слова Виасхаганы, увидав сгорбленного, морщинистого и седого старца – отталкивающий образ изношенного и разрушенного временем организма.

– Что я наделал? – вскричал он, бессильно падая в кресло и дрожащими руками закрывая лицо.

Аменхотеп – мудрец, аскет, душа которого жила только в чистых сферах труда и знания – противился влиянию времени, но когда душой этой овладели плотские влечения, достаточно было нескольких часов счастья и любви, разочарования и горя, словом, сильных ощущений человеческой жизни, чтобы разрушить вековой оплот – и непреклонный космический закон отомстил за себя.

Аменхотеп отдался страсти, коснулся женщины, принадлежавшей мирскому человеку – и грубые и материальные токи, которыми последний пропитал Эриксо, как яд отравили чистый, девственно нетронутый и гармоничный организм мага, и в одну ночь превратили его в старика.