Мэри Бэлоу - Наконец пришла любовь

— Ура-а-а! — закричал мальчик, вскочив на ноги. — Ты мне дашь подержать поводья, папа?

— Вряд ли, — ответил Дункан. — Скоро я куплю тебе пони, и ты научишься ездить верхом.

От восторга Тоби запрыгал на месте, а затем помчался вперед, мелькая среди деревьев.

— Обопрись на мою руку, — улыбнулся Дункан. — Видимо, я слишком долго не давал тебе заснуть прошлой ночью.

— Спасибо, но я не нуждаюсь в помощи. — Даже не глядя на него, она чувствовала, что его улыбка увяла.

— Что случилось? — спросил он.

Маргарет судорожно сглотнула.

— Ничего. — В приступе слабости ей захотелось, чтобы последних минут не было и Тоби не произносил этих слов: «Мне четыре с половиной». Чего не знаешь…

— Твое «ничего» звучит как «очень много», — заметил Дункан, пристально глядя на нее.

Маргарет открыла рот и закрыла его снова, так и не сказав ничего.

Вряд ли существует успокоительный ответ на ее вопрос. В любом случае все изменится, и оправдаются ее худшие опасения.

О Боже, только не это. Пожалуйста, только не это.

— Мэгги, — произнес он мягким и в то же время напряженным тоном. — Мне нужно…

— Дункан, — начала она одновременно с ним. — Расскажи мне правду…

Они оба замолкли, предоставляя друг другу возможность закончить фразу, но их прервал Тоби, который примчался назад, крича на бегу:

— Пойдем, папа! Я хочу покататься верхом.

Он вклинился между ними, взяв обоих за руки, и засеменил вперед, таща их за собой и возбужденно болтая.

К своему стыду, Маргарет испытала облегчение. Конечно, ей нужно потребовать, чтобы он сказал правду. Она должна сделать это. Но, прости ее Господи, она не хочет ничего знать.

Потому что правда, какой бы она ни была, изменит положение дел. Дункан упадет в ее мнении. От нее потребуются какие-то действия. Возникнет конфликт. Она не хочет, чтобы это случилось. Ее устраивает, как обстоят дела и как они развиваются.

Она постепенно влюбляется…

О, не важно…

Почему она не пропустила мимо ушей возражения Тоби насчет его возраста, не придав им значения?

Она боялась, что это положит конец ухаживанию.

Как оно может продолжаться, если…

Неужели она вышла замуж за лжеца? Если не хуже?

Возможно, с ее браком тоже покончено, при всех ее планах и благих намерениях.

В любом случае она настоит на том, чтобы наконец услышать правду.

И она не будет поддаваться панике.

Значит, это не ускользнуло от ее внимания. Если Тоби четыре с половиной года, если он родился сразу после Рождества, значит, он был зачат предыдущей весной, до бегства Лоры из Лондона.

Конечно, было неизбежно, что рано или поздно она обнаружит правду. С его стороны было глупо откладывать, дожидаясь, пока он будет поставлен перед фактом и Маргарет, озадаченная и расстроенная, сделает, казалось бы, очевидные, но ошибочные выводы.

Когда Дункан, уложив Тоби в постель, спустился в гостиную, Маргарет по-прежнему выглядела подавленной. После возвращения из парка она избегала его, и он опасался, что комната окажется пустой. А возможно, в глубине души надеялся на это. Интересно, пошел бы он искать ее или отложил разговор до завтра? Впрочем, не важно. Маргарет сидела у пустого камина, склонившись над своим вышиванием.

Она не была похожа на женщину, настроенную на ухаживание, и Дункан понял, что не ошибся насчет того, что произошло в парке.

— Вы были любовниками, прежде чем сбежали вместе? — поинтересовалась она, продев иглу с зеленой ниткой сквозь ткань.

— Нет, — ответил он. — Мэгги…

— Значит, она вынашивала его ребенка, — сказала Маргарет и попыталась сделать очередной стежок, но ее рука дрожала. Она положила ее на ткань. — Ребенка Рэндольфа Тернера.

— Нет, — сказал он. — Мэгги…

Она подняла на него глаза, в которых стояли слезы.

— Но это невозможно, Дункан, — сказала она. — Должно быть либо то либо другое. Либо вы были любовниками и сбежали, когда она обнаружила, что ждет ребенка. Либо она бежала с тобой, беременная от мужа. В этом случае ты все это время скрывал законнорожденного ребенка от его отца. Так что случилось?

Его лицо приняло угрюмое выражение.

— Ни то и ни другое, — сказал он.

Маргарет отложила пяльцы и встала. Ее руки были сжаты в кулаки, лицо побледнело.

— Ты не способен сказать правду, даже будучи загнан в угол! — воскликнула она, шагнув к нему. — Я пытаюсь убедить себя, что за твоей ложью стоят хотя бы благородные мотивы, что ты любишь Тоби и не можешь вынести мысли о том, чтобы отдать мальчика его настоящему отцу. Но это не оправдание. Я предпочла бы, чтобы вы были любовниками, а затем сочинили историю о насилии и побоях, чтобы оправдать себя. Пусть это недостойно, но, помоги мне Боже, я предпочла бы, чтобы это было так. Так что случилось?