— Я думала, что все эти радости остались в далеком прошлом, — сказала она, обхватив колени. — Плавать в озере, сидеть на берегу ночью, смеяться…
— Ты не смеялась с детства? — поинтересовался он.
— Смеялась, конечно, — возразила она. — Моя жизнь не была печальной — скорее наоборот. Но я давно не испытывала такой… Даже не знаю, как это назвать.
— Радости? — подсказал он.
— Беззаботности, — задумчиво ответила она. — Ну и радости, конечно, беззаботной радости, так, пожалуй, будет точнее.
Дункан отбросил полотенце и попытался расчесать пальцами ее волосы, распутывая узлы.
— Без расчески не получится, — сказала Маргарет, повернувшись к нему. — Не важно. Расчешу позже. — Она легла на полотенце и устремила взгляд на звезды.
Он лег рядом и взял ее руку, переплетя ее пальцы со своими.
Радость.
Да, жизнь еще может предложить ему радость. В самом неожиданном месте из всех возможных: в его собственном доме, с собственной женой.
Он приподнялся на локте и склонился над Маргарет. Она подняла руку, коснувшись пальцами его щеки.
— Я хочу заняться с тобой любовью, — сказал он.
— Что? — Ее глаза расширились. — Прямо здесь?
— Прямо здесь.
Маргарет сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
— Я тоже этого хочу, — сказала она. — Разве может быть более романтическое окружение, чем это?
Пусть даже твердая земля под ее спиной не идет ни в какое сравнение с периной на их постели.
Дункан приподнял ее и посадил на себя, так что она оседлала его бедра, вобрав внутрь его возбужденное естество.
— Мм, — произнесла Маргарет.
— Я не мог бы выразится лучше, — ухмыльнулся Дункан, когда она начала двигаться, приподнимаясь и опускаясь в медленном, почти ленивом ритме, приносившем им изысканное наслаждение, граничившее с болью, пока он не присоединился к этому эротическому танцу и быстро привел их к завершению, полному и безграничному, как…
Радость.
Они долго лежали, купаясь в этом чувстве, сцепив руки и переплетя пальцы. «Я люблю тебя», — вертелось на языке Дункана, но он не сказал этого вслух. Он и так нарушил правила ухаживания, занявшись с ней любовью, хотя ему следовало удовлетвориться поцелуями при луне, пока они не доберутся до своей постели.
Но возможно, это не имеет значения.
Возможно, судьбе нет до этого дела.
В любом случае ему следовало бы говорить не о любви, а признаться, что он был не до конца искренним с ней. Что он не совсем ей доверяет, что даже сейчас он боится… Чего?
Неужели можно любить и не доверять? Илиможет, все дело в том, что он на самом деле не любит ее? При этой мысли горло Дункана мучительно сжалось.
Они еще немного полежали, глядя на звезды и погружаясь в дрему, затем оделись, свернули полотенца и направились назад, взявшись за руки.
— Какой чудесный вечер, — сказала Маргарет.
— Великолепный, — откликнулся Дункан. Как и все вечера, которые они посвятили ухаживанию.
— Самый лучший, — поправила она. — Не подумай, что я пытаюсь оставить за собой последнее слово.
— В таком случае, — сказал он, — я оставлю его за собой. Это был самый лучший из великолепных вечеров.
Они рассмеялись и, обнявшись, двинулись к дому.
А завтра, подумал Дункан, будет еще лучше. Возможно, завтра он наконец расскажет ей всю историю. Даже странно, насколько правдиво это старинное изречение — о кочке, которая может превратиться в гору, дай ей волю. Не считая того, что история, которую ему придется рассказать ей, не имеет ничего общего с кочкой.
Он склонил голову и запечатлел на ее губах поцелуй, который она пылко вернула.
Парк с южной стороны дома был достаточно велик, чтобы бродить по нему, не выходя на открытое пространство, не считая главной аллеи.
Настоящий рай для ребенка.
На следующий день после купания в озере они крались между деревьями, изображая вместе с Тоби путешественников в джунглях, прятавшихся от свирепых хищников и не менее свирепых туземцев с копьями.
Часть сознания Маргарет была поглощена идеей, которая пришла ей в голову несколько дней назад и которой она поделилась с Дунканом в тот же вечер: создать в парке живописную тропу для прогулок. Разумеется, все нужно сделать так, чтобы подчеркнуть красоту естественного окружения, а не испортить его чрезмерной искусственностью. Это стало бы ее вкладом в обустройство поместья, как цветник, служивший памятью о бабушке Дункана.
Другая часть ее сознания была занята Тоби, чья энергия и воображение казались безграничными, и Дунканом. В нем трудно было узнать угрюмого незнакомца, с которым она столкнулась на балу не так уж давно. Теперь он казался бодрым, беззаботным и довольным жизнью.
Читать дальше