Хизер Грэм - Мятежница

Он глубоко верил в дело южан. В право каждого штата на самоопределение. Именно этого в свое время добивались британские колонии в Северной Америке, дружно начавшие борьбу с Англией за свою свободу, самостоятельность и право строить жизнь по-своему.

Но все же в душе шпиона не утихало беспокойство. И все чаще его преследовал страх. Теперь Мокасиновый Змей хотел бы свернуться в кольцо подобно питону и незаметно ускользнуть. Правда, пока все шло как нельзя лучше. Ему удалось спасти жизнь многим мятежникам.

Его информация получала высокую оценку. А операции по шпионажу искусно планировались.

Но времена менялись. И может быть, сегодня было бы разумнее незаметно скользнуть в воду, раствориться в тумане истории и начать жизнь заново. Возможно, не столь романтичную, но, во всяком случае, дающую какие-то надежды на будущее. Если только…

Корабль достиг середины бухты, замедлил движение и вскоре совсем остановился.

— Спустить шлюпку! — вполголоса скомандовал капитан — суровый, даже грубоватый моряк, плававший до войны чуть ли не по всем морям.

Мокасиновый Змей знавал его и раньше. Они даже успели стать близкими друзьями. Ни тот ни другой, принимая участие в войне, не ждали от этого никаких личных выгод, а тем более богатств. Хотя шпион и провозил контрабандой на полуостров такие товары, как хинин, эфир, хлороформ или опиум, но только для оказания медицинской помощи и спасения людей. Однако эти операции доставляли много беспокойств федералистам, и те известили все прибрежные порты о том, что Мокасиновый Змей куда опаснее самой ядовитой змеи, а потому шпиона надо немедленно взять живым или мертвым, а затем расстрелять или повесить — по усмотрению того, кому удастся его поймать.

Мокасиновый Змей не хотел и думать ни об этих угрозах, ни тем более о том, что они будут приведены в исполнение. Хотя порой и поеживался от страха.

В этот вечер Змей надел шляпу с широкими, скрывавшими лицо полями, а также широкое до пят пальто с плечами дамского покроя и множеством карманов, набитых золотом, корреспонденцией, американской валютой и опиумом. С подобной начинкой пальто оказалось настолько тяжелым, что, прыгнув в воду, шпион непременно пошел бы ко дну. Но ширина пальто и пуговицы с большими петлями давали возможность легко освободиться от него, а позднее выудить из воды.

В тот вечер все шло как по маслу. Берег выглядел безлюдным. К тому же здесь шпион чувствовал себя дома. Всматриваясь зоркими, как у кошки, глазами в темневшую впереди прибрежную полосу, он не замечал ничего подозрительного. Луна все еще пряталась за облаками, но вдруг они расступились, и землю залил таинственный желтоватый свет. Вода, однако, осталась черной, а деревья утонули в собственной тени. Мокасиновый Змей вновь окинул пытливым взором берег. Ничего подозрительного… Ничего… Кроме…

— Подождите, — чуть слышно сказал Мокасиновый Змей, и капитан, уже собравшийся дать команду гребцу принять шпиона в шлюпку и отвезти на берег, знаком остановил матроса.

— Вы что-то заметили? — Капитан, нахмурившись, вгляделся в ночную тьму.

Да, в тени деревьев что-то зашевелилось. Внезапно по спине шпиона пробежал холодок страха. За деревьями сверкнули два красноватых огонька. Змей еще пристальнее вгляделся в темноту. И вдруг беззвучно рассмеялся:

— Да это же просто молодой олень!

— Кто? — переспросил капитан.

— Обыкновенный олень. Так блестят его глаза.

— А… Вот оно что!

— Да. И только-то.

— Дженкинс, возьми Мокасинового Змея. Он сейчас спустится к тебе в шлюпку.

— Слушаюсь, капитан! Капитан повернулся к шпиону:

— Прошу вас, будьте осторожны!

— Не беспокойтесь, сэр!

— Помните, ваша жизнь куда ценнее того, чем набиты карманы этого длинного пальто. Ибо вас никто не сможет заменить.

— Запомню, сэр. А сейчас мне пора.

Капитан кивнул с удрученным видом. Казалось, он хочет сказать что-то еще, но не находит слов. Внезапно его охватил какой-то странный, предательский страх.

Мокасиновый Змей заметил это, и ему стало не по себе.

— Будьте осторожнее, — мрачно повторил капитан. Змей только снисходительно улыбнулся.

— Я знаю, что делаю, сэр!

— Нам пора, сэр, — донесся из шлюпки голос Дженкинса.

Дженкинс, фанатично преданный делу, был готов умереть на поле сражения, если это угодно Всевышнему. Но, уроженец Джэксонвилла, он привык к городской жизни и люто ненавидел южный район штата с его обманчиво прекрасной береговой линией, за которой скрывались непроходимые болота.