Данелла Хармон: Влюбленный холостяк

Она выиграла.

Выиграла!

Она потрясла головой и засмеялась, позволяя пропитому дождем ветру играть ее распущенными волосами. О, как сладка была месть! Ну и пусть железо стремян впивается в ее голые, замерзающие ступни, пусть сбиты колени и поломаны ногти. Наплевать на потерянные ботинки, забытые при поспешном бегстве у подножия башни.

Награда того стоила.

И теперь эта награда надежно спрятана в седельной сумке.

И снова смех вырвался из ее груди. Интересно, когда герцог поймет, что на этот раз она провела его? Как скоро он обнаружит, что во флаконе находился вовсе не эликсир, а всего лишь подделка, которую он сам изготовил, — подделка, из-за которой бедный король Людовик Французский почти целый день не отходил от ночного горшка?

Далеко позади она услышала лай собак. Теперь им никогда ее не догнать. С веселым гиканьем Эва заставила кобылу перескочить через ручей и скрылась в ночи.

Поиски, конечно же, ни к чему не привели. Герцог Блэкхит галопом гонял Армагеддона среди дюн, затем вдоль дороги на Рэйвенском, собаки не отставали от него.

Как только собаки принялись беспорядочно бегать взад-вперед, он поднял черного арабского жеребца на дыбы. Хозяин трактира выбежал наружу в ночном колпаке, кланяясь и почесываясь. В ответ на короткие вопросы герцога извинился за то, что ничем не может помочь. Люсьен сжал зубы. Должно быть, эта сообразительная ведьма сменила коней, подумал он, не позволяя бессильному гневу отразиться на лице. Он повернулся и стал вглядываться в темноту, не обращая внимания на жалкие попытки трактирщика утихомирить его злость.

Она скрылась.

Растворилась в ночи.

Он ненавидел и восхищался ею. Хотел ее. Тосковал по каждой клеточкой своего тела. В паху пульсировало неутолимое желание. В памяти горело ощущение ее груди, которой он касался рукой, упругость ее губ, которые он трогал своими губами. А эти потрясающие, огромные зеленые глаза, огненно-рыжие волосы и смертельно красивая улыбка. Взбешенный, он повернул коня назад к замку. Он найдет ее, Бог свидетель, и тогда она станет его.

— Люсьен, твое нежелание обращаться к доктору Хайэрту выше моего понимания, — проворчала Нерисса и, налив себе в стакан бренди, стала ждать, когда брат сделает последний стежок на собственной ране. Возвратившись, герцог отослал прочь доктора, срезал окровавленные лохмотья штанов и принялся зашивать зияющую рану у себя на ноге, его лицо словно окаменело, он ни разу не поморщился, ни единого стона не слетело с его плотно сжатых губ. Никто, кроме Люсьена, не умел зашивать собственную рану и не падать без чувств. Никто, кроме Люсьена, не мог сделать то, не одурманив себя алкоголем, настойкой опия, и даже морщась от боли.

— Мне кажется, я говорил, чтобы ты шла спать.

— Но, Люсьен, ты же знаешь, что я все равно не заснула бы, зная, что ты носишься по окрестностям и теряешь галлоныкрови.

— Вряд ли это были галлоны, и теперь, когда я вернулся , думаю, тебе следует находиться в своей комнате, а не в моей. Это неправильно.

— Ради всего святого, ты мой брат, а не суженый.

— Ах да, — он поднял взгляд, его глаза сверкнули гневом — и какой-то мрачной расчетливостью, которая мгновенно заставила ее насторожиться. — К слову, когда вы с Перри собираетесь объявить о свадьбе?

Нерисса вздохнула и поспешно отвернулась, понимая, что всевидящее око брата уже заметило ее неосторожное движение.

— Я объявлю о ней, когда он попросит моей руки.

— Я устал ждать, когда он решит это сделать.

— Ну что ты, Люсьен. Ты же знаешь, что Перри молод и еще не нагулялся…

— Он уже погулял всласть. Он граф Брукхэмптон, и вы оба не становитесь моложе. Я поговорю с ним.

— Ты не сделаешь этого!

— Сделаю.

Глаза Нериссы сверкнули.

— Я не позволю тебе вмешиваться в мою жизнь, как ты вмешался в жизнь наших братьев, Люсьен! Ты так устроил дело Гаррета и Джульетт, что они были вынуждены жениться. Ты практически притащил к алтарю Чарлза и Эми. И я никак не могу простить тебе коварства, с которым ты поймал в силки брака Эндрю и Челси. Ты не Бог, чтобы вершить чужие судьбы. — Она покачала головой. — Ну нет. Я не дам тебе дергать Перри и меня за ниточки, как марионеток. То, что между нами, — наше дело, и тебя оно не касается.

— Поскольку я твой брат и глава семьи, любое твое дело также является и моим.

— А я буду благодарна тебе, если ты не станешь в него встревать! Кроме того, — добавила Нерисса, нервно поправляя кружева на локте, — я скорее останусь в девицах, чем позволю тебе… манипулировать мною.