Керриган Берн - Любовь горца

Гордон неуверенно поднялся и перелез через кушетку так, что между ним и Лиамом, у которого на лице была написана угроза убийства, оказалась кушетка, а на ней женщина. Потом он побежал в сторону двери, находившейся на дальней стене, распахнул ее и увидел там неподвижную фигуру Дориана Блэквелла.

Испуг заставил его быстро опомниться, и он попытался ускользнуть через стеклянную дверь, ведущую на террасу. Пальцами, ставшими неловкими от алкоголя, разврата и страха, он с трудом открыл задвижку и снова закричал, потому что из темноты вышел Арджент и втолкнул его обратно в комнату.

– И это все вы затеяли из-за Филомены? – спросил Гордон заплетающимся языком. – Из-за этой бесплодной несчастной суки?

– С помощью этого ножа я вырву ответ у тебя из горла, а потом прикончу, – пообещал Лиам грозно. – Где она?

Выцветший халат висел у Бенчли на плечах, брюки были расстегнуты, но не спущены. Над ними навис живот, распухший от слишком частого употребления эля и других излишеств.

– Ее здесь нет.

Гордон, спотыкаясь, вернулся к кушетке и вцепился в нее, как будто это была единственная его опора против трех страшных мужчин, окруживших его и темноглазую дрожащую женщину.

– Я приказал мужикам, которых нанял отец, отвезти ее обратно в клинику.

Лиам стал надвигаться на него, готовый убить, а потом бежать в клинику, но тут закричала проститутка. Видимо, она наконец пришла в себя и застегнула блузку, спрятав грудь.

– Не трогайте меня, – стала она умолять, – отпустите, я ничего не видела и никому не скажу!

Дориан достал из кармана монету, положил в руку женщины:

– Лети-ка ты отсюда, птичка, – приказал он тихо. – И если я услышу, что ты чирикаешь…

– Все знают, что не стоит петь о Черном сердце из Бен-Мора.

Женщина зажала в руке монету и даже не стала искать свои туфли, а бросилась бежать так быстро, как только позволяли ей ноги. И как тень исчезла в ночи.

Лиам единственной здоровой рукой схватил виконта за отворот халата и поставил на ноги:

– Зачем же ты схватил ее, если тут же отправил в клинику?

– Потому что она моя. Она моя жена, и пока я жив, она принадлежит мне. Она должна заплатить за то, что сделала. Я сдеру с нее шкуру, если нужно будет, но она больше никогда не опозорит и не унизит мою семью.

– Твоя семья сама себя опозорила, ей в этом не нужна ничья помощь, – мрачно заметил Арджент.

Лиам схватил его еще крепче, потому что пока не понимал всю жестокость этого маленького человечка:

– Если ты ее не любил, зачем тогда на ней женился?

Гордон явно не понял, что имел в виду Лиам, ему показалось, что в этом вопросе для него кроется надежда.

– Сначала она мне очень нравилась, – признался он. – Она происходит из семьи сельского джентльмена. Мой отец сказал, что это хорошая порода для размножения. Женщины с такими бедрами созданы, чтобы рожать сыновей, но Филомена ни разу даже не зачала.

Ужасная ревность вскипела в груди Лиама, и он уронил виконта на кушетку, боясь, что убьет его голыми руками. Но Гордон понял это, как жест милосердия, и его язык развязался.

– Она была такая мягкая, такая неиспорченная, такая покладистая и послушная, не то что жадные лондонские дебютантки. Филомена была хорошей . Такой бесконечно доброй и оптимистичной. Сначала она показалось мне очаровательной, но потом я просто возненавидел ее за это.

У Лиама каждый мускул, каждая капля крови стремилась к действию, он жаждал переломать этому негодяю все кости. Причем медленно.

– Спокойно, – тихо произнес Арджент.

Отвернувшись, Лиам начал дрожать, настолько сильные эмоции его обуревали.

– Вы в нее влюбились, так что ли, Рейвенкрофт? – угадал лорд Бенчли.

Лиам промолчал, боясь выдать всю силу своих чувств.

– Демон-горец, она заставила вас захотеть стать лучше, правда ведь? – произнес Бенчли с жалким отвращением. – Она глядела на вас такими большими глазами, и вы видели в них все свои слабости, все недостатки? Я себя начинал ненавидеть, когда она смотрела на меня такими глазами, будто я разочаровал ее. Будто она все еще верила, что я могу измениться к лучшему, надеялась, что я стану хорошим человеком. Тогда я стал разрушать эту надежду, и получал от этого удовольствие.

– Но она никогда не была сумасшедшей, – твердо сказал Лиам.

Он все еще не мог смотреть на этого человека спокойно, он хотел его убить. Пропасть перед ним все росла, гуманность покинула его, и он намеревался покончить с этим. Лиам прекрасно понимал, что имел в виду виконт. Он сам видел в глазах Филомены своего демона и хотел его изгнать. Ради нее.