Серж Голон: Дорога надежды

Во время той бойни Анжелика оставалась с Иоландой и красоткой Марселиной у двери дома, где стонала раненая герцогиня и куда явился усмехающийся Пиксаретт с окровавленными скальпами на поясе.

«Я знаю, кто находится за этой дверью, однако я оставляю ее жизнь тебе, ибо ты вправе сама распорядиться ею». Прежде чем удалиться, чтобы продолжать свое кровавое занятие, он бросил ей: «Она была твоим врагом. Ее скальп принадлежит тебе».

Ночью герцогине удалось бежать, однако раны не позволили ей уйти далеко, и уже на следующий день они обнаружили ее труп, растерзанный дикими зверями.

Тем не менее на морском берегу было устроено прощание с останками, о котором помнили и Анжелика, и Дельфина.

– Может быть, ее украли индейцы? – предположила Дельфина.

– Нет, это не ускользнуло бы от нашего внимания. Индейцы из племен малеситов и мик-маков обращены в христианство, миссионеры окрестили их уже несколько десятилетий назад, поэтому они испытывают к французам дружеские чувства. Но вот о чем я подумала… Вы только что сказали мне, что ею заинтересовался старый Никола Пари. Могло так получиться, что он забрал ее с собой в Европу?

– Вот уж не знаю…

– Это было бы вполне в его духе.

– Но не в духе Генриетты. Разве что в бесчувственном состоянии, напоенную допьяна, усыпленную…

– Зато это объясняло бы причины расследования. Вдруг одна из ваших подруг достигла значительного положения в обществе, пользуясь поддержкой старого Пари, и захотела придать значимость экспедиции, в которой участвовала?

Дельфина покачала головой.

– Мне трудно себе представить, что Генриетта способна на такое, разве что она сильно переменилась. Она была не больно умна, хотя могла очаровать. А так – бездеятельная, поддающаяся влияниям, питающая слабость к удобствам особа; и вообще – мягкое тесто, которое мадам Модрибур могла замешивать по собственному усмотрению.

– Так почему бы ей не попасть под влияние старика Пари? В некотором смысле я предпочла бы такое объяснение. Ведь это значило бы, что она жива и что не было никакого загадочного исчезновения, чреватого…

– Самым худшим, – с дрожью в голосе оборвала ее Дельфина.

Глядя на нее, Анжелика видела, как осунулось ее личико и каким пустым сделался ее взгляд. Она догадалась, что за мысли бродят у нее в голове.

– Уймите ваше воображение. Пока мы придумаем второй Генриетте достойную роль: пускай она проживает в Голдсборо. Вернувшись туда, я подробно расспрошу Патюреля. Возможно, он поведает мне о каких-нибудь подробностях, о которых мы не удосужились у него разузнать после зимы, проведенной в Квебеке, то есть после отсутствия продолжительностью почти в год. Кто знает

– вдруг она вышла замуж за какого-нибудь пирата с «Бесстрашного» и теперь нежится себе на теплых просторах Карибского моря?

Дельфина вяло улыбнулась.

– Да услышит вас Господь!

– Не мучьте себя страхами. Совсем скоро мы узнаем обнадеживающие новости.

– Уверена в этом, мадам, – отвечала молодая женщина, однако в ее голосе не было и следа уверенности.

Впрочем, стоило Анжелике, собрав бумаги, направиться к двери, как она схватила ее за подол.

– О, мадам, я должна рассказать вам всю правду! Думаю, мне не следует утаивать от вас никаких подробностей, тем более что речь не идет о каких-то реальных событиях. Нет, это сон, даже кошмар, который все время посещает меня. Наверное, трагический конец, постигший герцогиню, не даст мне покоя до конца жизни. Я вижу ее бегущей среди деревьев; меж стволов и ветвей мелькает ее платье – синяя накидка, желтый пояс, красные юбки – помните, иногда она одевалась очень ярко… Спасаясь бегством, она напоминает яркую птицу с южных островов, бьющуюся о решетки клетки. Я знаю, что смерть преследует ее по пятам, и не окликаю ее. Однако в конце концов я не выдерживаю и испускаю крик. Тогда она поворачивается ко мне – и я вижу, что это НЕ ОНА… Это другая женщина. Я не могу узнать ту, что несется среди деревьев, однако ничто не может разубедить меня, что это не она. Это другая. Другая! Понимаете, эта женщина просто надела ее одежду!.. – Она рухнула в кресло, лишившись сил. – Я знаю, что это всего лишь сон, дурной сон, и все-таки, мадам, не сочтите меня сумасшедшей, когда я скажу вам, что всякий раз, когда мне удается достичь спасительного забытья, когда я начинаю наслаждаться благами мирной жизни бок о бок с любимым человеком, среди радушных друзей, всякий раз, когда в моей душе начинает расцветать подобие скромного счастья, мне снова снится этот кошмар, и я вскакиваю, дрожа от ужаса, вся во власти воспоминаний о прошлом и страшной уверенности: ее место заняла другая, другая приняла смерть вместо нее!