Серж Голон - Анжелика

– Нянюшка, – спросила Анжелика, – для чего Жиль де Рец убивал столько детей?

– Все это козни дьявола, моя девочка. Жиль де Рец, людоед из Машкуля, хотел стать самым могущественным сеньором среди всех. В его замке было полно всяких колб, склянок и горшков с красным варевом, а над ними клубились зловонные пары. Дьявол требовал себе в жертву сердца маленьких детей. Вот почему Жиль де Рец убивал. Потрясенные матери с ужасом смотрели на черную башню Машкуля, вокруг которой всегда стаями кружилось воронье – столько трупов невинных младенцев было в подземельях замка.

– И он их всех съедал? – спросила дрожащим голосом Мадлон, маленькая сестренка Анжелики.

– Нет, всех просто не смог бы, – ответила кормилица. Склонившись над котлом, она некоторое время молча помешивала заправленный салом суп из капусты.

Ортанс, Анжелика и Мадлон, дочери барона де Сансе де Монтелу, сидя за столом, на котором уже стояли миски и лежали ложки, с замиранием сердца ждали продолжения.

– Он поступал еще хуже, – снова заговорила кормилица, и в голосе ее зазвучал гнев. – Сперва требовал, чтобы младенца – девочку или мальчика – привели к нему. Испуганный малыш кричал, звал свою мать, а сеньор, развалившись на кровати, наслаждался его ужасом. Затем приказывал подвесить дитя у стены на специальном приспособлении вроде виселицы, которое сжимало бедняжке грудь и шею, душило его, но не до смерти. Малютка бился, словно придушенный цыпленок, потом начинал хрипеть, глаза несчастного вылезали из орбит, он весь синел. И в огромном зале слышались лишь хохот жестоких мучителей да стоны их маленькой жертвы. Наконец Жиль де Рец давал знак снять ребенка, сажал его к себе на колени, прижимал лобик бедненького ангелочка к своей груди и нежно успокаивал.

«Ничего, ничего страшного, – говорил он. – Нам просто хотелось немного поразвлечься, но теперь уже все кончено. Теперь у тебя будут конфетки, чудесная пуховая постелька, шелковый костюмчик, как у маленького пажа…» Малыш затихал. Его наполненные слезами глазки начинали светиться радостью. И вот тут-то сеньор неожиданно всаживал ему в шейку свой кинжал… А когда он умыкал совсем юных девушек, то творил такие мерзости…

– А что он с ними делал? – спросила Ортанс.

Но тут вмешался старый Гийом, который сидел у очага и растирал на терке свернутые трубочкой листья табака.

– Да помолчите же вы, сумасшедшая старуха! – проворчал он в свою пожелтевшую бороду. – Я солдат, и то от ваших россказней у меня все внутри переворачивается…

Толстая Фантина Лозье с живостью обернулась к нему.

– Россказни!.. Сразу видно, Гийом Люцен, что вы чужак, совсем чужак в наших краях. А ведь стоит поехать в сторону Нанта, и сразу же наткнешься на проклятый замок Машкуль. Уже двести лет миновало с той поры, как творились эти злодеяния, а люди, проходя мимо, все еще осеняют себя крестом. Но вы не здешний, откуда вам знать о наших предках.

– Хороши же ваши предки, если все они такие, как Жиль де Рец!

– Жиль де Рец был величайшим злодеем, и кто еще, кроме нас, жителей Пуату, может похвастаться, что и. у них был такой вот страшный душегуб. А когда его в Нанте судили и приговорили, он перед смертью раскаялся и попросил прощения у бога, и все матери, чьих детей он мучил и съел, все они надели по нему траур.

– Ну и ну! – воскликнул старый Гийом.

– Вот какие мы здесь, в Пуату, люди! Великие во зле и великие в прощении!

Кормилица с суровым видом поставила миски на стол и горячо поцеловала маленького Дени.

– Я, конечно, в школу ходила недолго, – продолжала она, – но все же могу отличить сказки, которыми развлекаются на посиделках, от того, что и впрямь происходило в старину. Жиль де Рец жил на самом деле. И пусть тело его сгнило в нашей земле, но, кто знает, может, душа его и сейчас еще бродит где-нибудь неподалеку от Машкуля.

И лучше ее не трогать, это не домовые и не феи, что разгуливают среди больших камней в полях. Да и над домовыми тоже лучше не насмехаться…

– А над привидениями можно смеяться, няня? – спросила Анжелика.

– Тоже не надо, детка. Привидения не злые, но они почти все несчастные и обидчивые, зачем же насмешками заставлять их страдать еще больше?

– А почему старая дама, которая появляется в нашем замке, плачет?

– Разве узнаешь? В последний раз я повстречала ее шесть лет назад, как раз между бывшим караульным помещением и большой галереей, и мне показалось, тогда она не плакала. Может, потому, что мессир барон, ваш дедушка, велел отслужить в часовне молебен за упокой ее души.