Барбара Картленд: Крылатая победа

Сейчас Эдди подумал, что его не удивило бы, если именно это повлияло на решение сэра Уолтера распродать свои конюшни.

Несмотря на все его усилия, он так и не был избран членом Жокейского клуба, так же как и членом Уайт-клуба.

Возможно, сэр Уолтер решил, что лучше быть большой рыбой в маленьком пруду. На такое положение он, безусловно, мог рассчитывать в не столь представительных спортивных кругах, где ему не будут противостоять граф и его соратники.

Гости оживленно заговорили о других лошадях, которых стоило бы приобрести, раз уж Раскэл и Мандрейк исключались, поскольку на них претендовал граф.

— Проблема в том, Пойнтон, — сказал один из приглашенных, — что, если вы не будете делать ставки, мы все заподозрим, что вам известно что-то сомнительное об этом животном, о чем мы понятия не имеем.

— Это верно, — поддержал его другой гость. — Мысль о том, что вы считаете какую-нибудь лошадь не заслуживающей той цены, которую за нее просят, способна даже меня удержать от желания потратить свои деньги.

Граф рассмеялся:

— Послушать вас, так я просто всемогущ!

— Но это так и есть, черт побери! Вы же знаете, что никто из нас не решится спорить с вами, если дело касается лошадей!

— Но мы будем продолжать пытаться! — воскликнул кто-то.

— Конечно, будете, — медленно проговорил граф, — и я полагаю, что до сих пор мне просто везло.

Но тон у него был такой, что никто не усомнился в некоторой неискренности последних слов.

Граф всегда очень тщательно следил за состоянием своих лошадей, за спариванием кобыл, сам тренировал лошадей и знал о скачках несравненно больше, чем любой другой владелец конюшен в стране.

Эдди засмеялся и поднял бокал.

— Ваше везение, Леннокс! — произнес он. — Царствуйте вечно, даже если иногда у нас и возникает желание восстать против вас!

В ответ на этот тост раздался взрыв смеха, и граф собрался было ответить, но в этот момент к нему приблизился слуга.

— Прошу прощения, милорд, — тихо сказал он, — но здесь молодая леди, которая утверждает, что ей необходимо поговорить с вашей светлостью.

— Молодая леди? — переспросил граф. — Она одна?

— Она верхом, милорд.

— Скажите ей, что, если она желает видеть меня, пусть зайдет завтра утром.

— Я уже осмелился предложить ей это, милорд, но она настаивает на том, что должна увидеться с вашей светлостью немедленно и что это вопрос жизни и смерти!

Граф приподнял бровь, будто слуга сказал что-то остроумное, затем, поскольку этот дворецкий служил ему уже многие годы, уточнил:

— Она леди, Паркер?

Дворецкий отлично понял его:

— Без сомнения, милорд.

Зная, что Паркер не мог обмануться в отношении социального статуса, будь то мужчина или женщина, граф сказал:

— Ну что ж, проводите ее в утреннюю гостиную и попросите подождать.

— Прошу прощения, ваше сиятельство, но молодая леди убедительно просила вас выйти к ней. Мне кажется, она желает, милорд, показать вам своего коня.

Граф недовольно нахмурился, ощутив давление на свою персону, но затем неожиданно решил, что ситуация по крайней мере необычная.

— Ну хорошо, Паркер. Но мне не нравится, что меня беспокоят во время обеда.

— Я прекрасно понимаю, ваше сиятельство, но молодая леди была очень настойчива.

Граф отодвинул стул и обратился к своему соседу:

— Я вынужден покинуть вас на несколько минут. Прошу вас поддерживать беседу.

— Можете быть в этом уверены! — ответил его друг.

Не торопясь, все еще хмурясь, граф вышел из столовой в роскошно отделанный коридор и направился к холлу.

Его особняк был одним из самых впечатляющих в Ньюмаркете, и, хотя граф всегда считал его лишь приютом на время скачек, его дом, несомненно, выдержал бы сравнение со старинными особняками в любых частях страны.

Сад был ухожен, деревья искусно подрезаны и защищали от жестоких ветров, которые дули, казалось, не переставая в этих местах.

Хотя день был теплый, к вечеру похолодало, и граф подумал, что, возможно, этим объясняется бледность лица с огромными глазами, которое повернулось к нему, когда он спускался по лестнице от парадной двери.

Девушка, так настойчиво желавшая говорить с ним, была маленькая и хрупкая, а из-под шляпы для верховой езды с огромными полями выбивались такие светлые волосы, что на мгновение в сумерках они показались графу седыми.

Потом он понял, что на самом деле девушка очень молода, почти дитя, но, Паркер не ошибся, она, без всяких сомнений, была леди. Удивительно, что в такой час ее не сопровождал хотя бы грум.