Барбара Картленд: Львица и лилия

Оставшись в одиночестве, он снова вернулся к поискам выхода из создавшейся ситуации, хотя и сомневался в наличии такового.

Он мог, конечно, не ответить на приглашение герцогини и продолжать избегать запланированного ими разговора с герцогом до тех пор, пока леди Луиза не откажется от своих притязаний.

Но он прекрасно понимал, что она легко могла прибегнуть к клевете, «признавшись» отцу и матери, будто это он соблазнил ее во время своего пребывания в Виндзоре.

И тогда разразится скандал, совсем как тот, что был вызван ссорой между герцогиней Кембриджской и герцогом Бьюфортом, когда распространились слухи о беременности леди Августы Сомерсет.

Тогда имелись значительные основания для подобных слухов, хотя и наполовину ложных, и принц Альберт твердо поверил в их истинность.

И он, и королева перестали разговаривать с леди Августой, когда она появлялась при дворе, и запретили дамам общаться с ней.

Когда наконец принца торжественно заверили в необоснованности сплетен, тот ответил, что он «легко мог предположить обратное».

Его ответ никоим образом не мог удовлетворить семейство герцогов Кембриджских, а Бьюфорты продолжали кипеть негодованием и обидой. Граф не мог вообразить себе ничего хуже подобного скандала и слухов о себе и леди Луизе в самом начале своей новой жизни в качестве главы семьи Рокбруков.

Но избежать скандала он сумеет, лишь попав в капкан, приготовленный ему леди Луизой, и женившись на ней.

Больше же всего его приводило в бешенство другое. Он прекрасно понимал: она и не вспомнила бы о своем приключении с молодым адъютантом, не унаследуй он своего нынешнего титула.

Герцог Торрингтон никогда не счел бы бедного, пусть и с хорошими связями, молодого офицера достойным претендентом на руку его дочери, но граф Рокбрук, выражаясь по-простому, это уже совсем «другой коленкор».

Однажды графу уже довелось испытать подобное острое чувство, опасность, правда, случилось это на войне, на северо-западной границе Индии, когда его вместе с небольшим отрядом окружило свирепое местное племя, намного превосходившее их по численности.

Англичане понимали — впереди у них только кровавая бойня. Графа и его солдат в самый последний момент спасло какое-то чудо, но сейчас ему никто не мог прийти на помощь, и надеяться было не на что.

Что же предпринять?

Проклятый вопрос не давал ему покоя и снова и снова стучал в мозгу подобно маятнику часов, стрелки которых неумолимо приближаются к той минуте, когда ему придется писать герцогине ответ на ее приглашение.

В тот вечер ему удалось собрать всю свою волю и произнести сдавленным голосом:

— Вы чрезвычайно добры ко мне, ваша светлость. Вы не возражаете, если я сообщу вам в письме, свободен ли я в следующую среду?

— Конечно, — ответила герцогиня и снова улыбнулась ему во весь рот. — Но если вы заняты в среду, тогда мы, несомненно, рады видеть вас в любой день, когда вы будете свободны.

Графу хотелось сказать ей «никогда», но герцогиня лукаво добавила:

— Я знаю, как страстно вы стремитесь повидать мою Луизу, совсем как и она вас.

К счастью, она не стала ждать от него ответа на свою реплику, а направилась к другим гостям. Ноги его сделались словно ватными, и он, с трудом передвигая их, двинулся в противоположную сторону.

Покинув гостиную после ленча, не помня толком, что он ел или пил, граф медленно побрел через анфиладу комнат снова в сторону библиотеки.

Каждая из них производила весьма внушительное впечатление, хотя и нагнетала, подобно всему остальному дому, некоторую тоску чопорностью и холодностью обстановки. Уж слишком они напоминали музей, где выставлены напоказ сокровища, собранные Бруками за прошедшие столетия.

Здесь требуется женская рука — граф даже вздрогнул от промелькнувшей мысли.

Тетушка его умерла десять лет назад, и дом постепенно утратил уют, так что теперь он казался чересчур по-мужски педантичным.

Но для него, нового владельца, так было лучше. Ему не хотелось видеть в Рок-Хаусе женщину. Ему не нужна была здесь женщина, с ее болтовней и вечной претензией на внимание, но больше всего, видит Бог, он не хотел видеть Луизу рядом с собой на брачном ложе.

Обессиленный, он упал в кресло. Но потом решил, что больше не выдержит, если снова окунется в страдальческие мысли о неизбежности предстоящего.

Надо куда-то пойти, чем-нибудь заняться. Надо перестать думать только о Луизе и не вспоминать больше ее страстные поцелуи, тот неистовый огонь, которым она выжгла его душу, оставив там, внутри него, одно лишь отвращение.