Барбара Картленд: Прикосновение любви

Майка от души поцеловала сестру.

— Ты всегда умеешь утешить меня, Тамара, — сказала она с чувством. — Иногда мне кажется, что я поступила дурно, лишив Рональда столь многого в жизни. Что до меня — в нем я обрела целых два мира — земной и небесный!..

Тамаре всегда казалось, что достаточно одного взгляда на ее сестру и зятя — и любой человек сразу бы понял, что перед ним — счастливейшая на свете пара.

Когда они смотрели друг на друга, их глаза излучали радостный свет, наводивший на мысль о чем-то неземном.

Стоило Рональду отлучиться хотя бы на несколько часов — и Майка уже ждала его, готовая при первом звуке любимого голоса броситься в объятия мужа.

Их уста сливались в страстном поцелуе, таком же горячем, как в первые дни их знакомства. Глядя на эту пару, казалось, что такое бывает только в сказках.

И вот теперь их обоих нет на свете… Тамара понимала, что ее священной обязанностью является забота об осиротевших детях, ее племянниках. Кто же еще, кроме нее, будет их любить и жалеть?..

«Мистер Лоусон, безусловно, прав, — говорила она себе. — Пусть герцог думает, что я — гувернантка. А так как ему наверняка не захочется искать замену, он оставит меня».

В комнату заглянул мистер Лоусон.

— Вот письмо в издательство, — сказал он. — Там все изложено очень кратко и по существу. Я прошу их прислать рукопись в нашу контору. Здесь она будет в безопасности. Если она попадется на глаза кому-нибудь в Гранчестерском замке, боюсь, у вас будут крупные неприятности.

Тамара вернулась к столу. Заметив, как изменилось выражение ее лица, мистер Лоусон примирительно произнес:

— Простите… Я понимаю — для вас это означает напрасно потраченные время и труд, но поверьте — это единственно разумный выход.

Тамара взяла в руки перо, а мистер Лоусон добавил:

— Вы должны написать другую книгу. И кто знает — может быть, в ней вы в радужных красках опишете Гранчестерский замок… и даже его владельца!

— Ах, если бы… — засмеялась Тамара. Она подписала письмо и положила перо обратно в бювар.

— Я постараюсь пережить этот удар, — сказала она. — Но думаю, каждый писатель, написавший книгу, испытывает те же чувства, что и мать, родившая дитя. И поэтому я не могу не печалиться при мысли о своем мертворожденном ребенке…

Хотя это сравнение вызвало непроизвольную улыбку у мистера Лоусона, он попытался скрыть ее и сказал:

— Советую вам, мисс Селинкорт, воздержаться от замечаний такого рода в Гранчестерском замке — они могут шокировать пожилых родственников Рональда.

— Даю слово держать в узде и свой язык, и свое перо, — пообещала Тамара. — А что касается моего следующего романа… Я вначале пришлю его вам, вы вычеркните все места, которые могут сойти за клевету, и лишь потом мы отправим его в издательство.

— Ловлю вас на слове, — улыбнулся мистер Лоусон. — У меня нет ни малейшего желания защищать вас в суде, мисс Селинкорт.

— А у меня — знакомиться с интерьером и обитателями долговой тюрьмы, — весело добавила Тамара.

— Я сегодня же отошлю оба письма — и к вашим издателям, и к герцогу, — деловито сообщил мистер Лоусон, — а послезавтра приеду к вам. Вы ведь будете готовиться к отъезду — возможно, понадобится моя помощь. К тому времени я сделаю необходимые распоряжения относительно вашей поездки.

— Вы очень добры.

Сказав это, Тамара протянула стряпчему обе руки.

— Я уверена, что Рональд и Майка были бы благодарны вам за ту поддержку, что вы оказываете мне и детям.

Мистер Лоусон сердечно пожал руки девушки и сказал:

— Вы вели себя очень храбро, моя дорогая. Жаль. что у меня не было для вас более веселых новостей!.. Но кто знает, может быть, все к лучшему…

— Было бы хорошо детям — вот все, что мне нужно, — заметила Тамара. — Хотя, честно говоря, ничего хорошего от поездки в Гранчестерский замок я не жду.

Возвращаясь домой верхом, Тамара подставила щеки морскому ветру и погрузилась в размышления. Да, если она уедет из Корнуолла, эта красота еще долго будет сниться ей по ночам…

В этом уединенном уголке Англии Тамара поселилась с сестрой и ее семейством после смерти отца. Дикая, первозданная красота Корнуолла покорила сердце девушки, и она никогда не скучала по суетной жизни многолюдного Оксфорда, откуда приехала.

Ей было всего пятнадцать, когда ее отец Конрад Селинкорт умер от сердечного приступа.

Ее мать умерла, и последние несколько лет Тамара ухаживала за ним одна.

Она рано повзрослела. И манерой поведения, и образом мыслей Тамара разительно отличалась от своих сверстниц.