Стефани Лоуренс - Капитан «Корсара» [Lord of the Privateers]

– Сию минуту, мэм, – с поклоном ответил Хамфри.

Изабель первой стала подниматься по лестнице. Хамфри постоянно называл ее «мэм», а не «мисс», но она его не поправляла, решив, что, по правде говоря, он обращается к ней более или менее правильно.

Ройд поднимался по лестнице следом за Изабель. В нем клубились самые противоречивые чувства; они поднимались и кружились, готовые вырваться наружу. Ему удавалось их подавлять, сохранять благоразумие, но, когда они добрались до верхней площадки, он понял, что больше не выдерживает.

Рана на плече саднила, но выстрел стал для него облегчением. Как только пистолет выстрелил, угрозы для Изабель больше не было. Увидев ее в тот миг, когда он рывком распахнул дверцу – связанную, в капюшоне, когда незнакомец целился в нее… Ройд едва не потерял голову от гнева и страха за свою любовь.

Вернуть ее только для того, чтобы вскоре снова потерять… Нет, это невозможно!

Изабель остановилась у двери Дункана, приоткрыла ее и на цыпочках вошла.

Ройд последовал за ней. Остановившись на пороге комнаты, тускло освещенной одним ночником на комоде, он смотрел, как она нежно отбрасывает волосы со лба Дункана и целует сына в висок.

Он видел и ее лицо – видел безусловную любовь, которая преобразила ее из амазонки в мадонну.

Когда Изабель отошла от кровати, он взял ее за руку и отвел в их спальню.

Ройд уже позабыл, насколько их чувства всегда зеркально отражали друг друга. Когда он повернулся, собираясь привлечь ее к себе, она бросилась к нему, и он подхватил ее.

При первом прикосновении их губ отпали все ограничения. Они уже не спорили, кто главный; сегодня никто из них не руководил.

Никто из них не мог сдержать этого – настоящего вихря желания.

Страсть разрасталась, пульсирующая и сильная, а желание полыхало яростным потоком в их жилах, но именно желание, первобытное и неуправляемое, толкало их друг к другу, требуя удовлетворения.

Оба жаждали получить самое первобытное подтверждение того, что они выдержали испытание, что они целы, невредимы… и живы. Еще как живы!

Ройд ослабил шнуровку ее лифа, спустил его с плеч и набросился на ее груди. Она запрокинула голову и застонала, впиваясь ногтями в его плечи сквозь сюртук и рубашку.

Затем она ослабила хватку, и ее руки начали исследовать – грудь и ниже, сквозь брюки, они обхватывали и ласкали его. Потом ее деловитые пальчики разыскали пуговицы на поясе и расстегнули их.

Ее рука скользнула внутрь, и она нашла его. Обхватила, признавая его своим.

Тяжело дыша, он поднял голову, повернулся и прислонил ее спиной к двери. Потом он склонил голову и снова припал к ее губам.

Изабель встретила его, отвечая ему, все время бросая вызов и разжигая его страсть.

Его амазонка.

Он не мог больше ждать. Она тоже.

Ройд задрал до талии шелковую юбку, просунул руку между ее бедер и прижал к двери.

– Твое плечо! – задыхаясь, прошептала Изабель, обхватывая его длинными ногами.

– Потом! – Он прижал возбужденный член к ее лону, ахнул, поняв, что его ждет жаркий прием, и вошел глубоко, в неописуемое чудо ее тела. Изабель окутала его теплом и любовью, страстью и радостью.

Он вышел и снова вошел, глубже, дальше, и она ахнула и сжала его еще крепче.

Оба вошли в ритм, который был им так хорошо знаком, который захватил их, распаляя страсть еще сильнее.

Вперед, еще дальше!

Их ждет слава.

Радость, чудо, неописуемое наслаждение, которого ни один из них не мог достичь без другого.

Все это принадлежало только им.

Сегодня и всегда.

Они вместе.

Вечно.

После Ройд уступил настоятельным просьбам Изабель и согласился сесть на край кровати, чтобы она промыла его рану и смазала бальзамом.

Ройд стиснул зубы и терпел, но, когда Изабель посмотрела на глубокую ссадину и сказала: «Как ты думаешь, не перевязать ли ее?» – он понял, что с него хватит.

– Нет! – категорически отказался он и снова лег на спину. – Возвращайся в постель!

Изабель хмыкнула, какое-то время разглядывала его в полумраке, но все же убрала горшочек с мазью.

Он приподнялся на подушке и стал смотреть, как она снимает ожерелье, снимает совершенно измятое платье, стаскивает чулки и подвязки и, наконец, нижнюю сорочку.

Голая – поистине амазонка – она подошла к изножью кровати и с кошачьей грацией оседлала его.

Взгляд ее был прикован к его последней ране.

Как будто заметив их впервые – хотя он прекрасно понимал, что это не так, – она позволила себе прикоснуться кончиками пальцев к старым шрамам.