Джоанна Линдсей - Мой единственный

Дрю когда-то имел подобные затруднения, и сейчас едва не проговорился об этом.

— Совершенно верно, но почему ты вдруг начала в этом сомневаться?

— Не могу не вспоминать все, что говорил Ричард о Джорджине. Когда я напомнила ему, что она замужняя женщина и что ему следует забыть ее, он заявил, что пытался, но не мог забыть единственную «настоящую любовь». Как часто мужчина называет женщину именно так?

— Я миллион раз говорил или думал это… о тебе.

Она едва услышала ответ и вспомнила разговор с Ричардом, когда впервые поняла, что любит Дрю, и искренне считала, что тот не отвечает на ее чувства.

— Все обойдется, милая. Он обожает тебя.

— Как и всех женщин, — отмахнулась она.

— Как и я, — хмыкнул Ричард. — Но отдал бы все за…

— Молчи, — серьезно предупредила она. — Ричард, пожалуйста, перестань страдать по чужой жене. Второй такой сцены Джеймс не потерпит. Я так боюсь за твою жизнь! Будь же благоразумным!

— Кто может быть благоразумным, когда речь идет о любви?

Этот ответ запечатлелся в ее памяти, и теперь она повторила его мужу.

— Подумай, ведь это правда, — добавила она. — Ты был закоренелым холостяком с милашкой в каждом порту.

Дрю не ответил. Она подняла глаза, увидела в его взгляде определенное обещание и просьбу подождать и поняла, что это не имеет ничего общего с ее последними словами. Радостно улыбнувшись, она снова обняла мужа.

— Да, я поняла. Ты действительно так часто называл меня своей истинной любовью?

Успокоившийся Дрю тоже обнял ее.

— Знаешь, была веская причина моего нежелания жениться. Я поклялся никогда не подвергать женщину тем мукам, которым подвергал мать мой отец. Она часами с тоской смотрела на море, ожидая корабля, который так редко причаливал к нашим берегам. Ни разу за все эти годы я не думал найти женщину, которая с радостью будет плавать вместе со мной. Да, мой брат Уоррен берет жену в плавание, но я не ожидал, что и мне так повезет. Только ты доказала, насколько безрассудной может быть любовь. Она разбила в пух и прах все мои убеждения. Да, любовь может быть безрассудной до такой степени, что я был готов отказаться от моря ради тебя. Боже, поверить не могу, что сказал такое. Но ты знаешь, это правда.

Он почти раздавил ее в объятиях, обуреваемый такими сильными чувствами, что Габриэла поспешила заверить:

— Тебе никогда не придется прощаться с морем! Я люблю его так же сильно, как ты.

— Знаю, и точно знаю, как мне повезло. А теперь… на сегодня ты достаточно поволновалась за своего друга, не думаешь?

— Хотелось бы вовремя остановиться, — вздохнула она. — Я просто боюсь, что если Ричард снова увидит твою сестру, забудет об осторожности и…

— И тогда ему придется иметь дело с Джеймсом, — предупредил Дрю. — Ты это понимаешь?

— Да, — снова вздохнула Габриэла.

— Я всегда могу бросить его и Ора за борт… снабдив шлюпкой, разумеется. К тому времени, когда они догребут до Англии, мы уже будем готовы отправиться в обратный путь. Проблема решена.

Габриэла понимала, что муж шутит, пытаясь отвлечь ее от тяжелых мыслей, но не могла отделаться от неприятного предчувствия. Неизвестно, виной ли тому прошлое Ричарда, или его поступок в отношении женщины, которую, как он считал, любит, но Габриэла опасалась худшего и меньше всего хотела оказаться виноватой в том, что привезла Ричарда в Англию.

Ричард низко надвинул на лоб шляпу. Нет, его не волновала возможность быть узнанным. В лондонских доках? Не стоит искушать судьбу. Зачем рисковать, хотя может быть лишь один шанс на тысячу, что старый знакомый, возвратясь из дальнего путешествия, окажется на пристани?

Он снял пальто, потому что день стоял теплый, и остался в обычных корабельных обносках, в которых было удобно работать. Белая широкая рубашка с длинными рукавами, распахнутая на груди и подпоясанная ремнем. Черные штаны, заправленные в сапоги. Он ничем не отличался от обычных портовых грузчиков, если не считать высоких начищенных сапог.

Вряд ли кто-то узнает его через столько лет! Он покинул Англию тощим семнадцатилетним мальчишкой, которому еще расти да расти. Теперь он стал выше на несколько дюймов, мышцы налились силой, и никто больше не называл его тощим огрызком. Длинные черные волосы тоже служили средством маскировки, поскольку такая прическа совсем не соответствовала английской моде. То ли дело на островах. Поэтому он отрастил волосы, чтобы не выделяться из тамошней толпы. Не заплетал в косичку, как Ор, но стягивал на затылке, иначе на судне они очень мешали.