Кэтрин Крилл - Леди Алекс

— Почему вы… Вы не осмелитесь! — От возмущения у нее перехватило дыхание, глаза округлились. — Вы не осмелитесь сделать это!

Джонатан и сам уже жестоко раскаивался, что выпалил эту угрозу. Алекс была, конечно, права. Он ни за что не поступил бы так. Но он был владыкой своего домашнего хозяйства, и ей следовало научиться подчиняться ему. Она была слишком горда и смела, чтобы это могло идти ей на пользу. Не исключено, что вскоре он станет сожалеть о своем решении или умрет ради того, чтобы выполнить его, размышлял Джонатан с горькой иронией, если сбудется зловещее предсказание миссис Бурке.

Еще раз мысленно ругнувшись, он выпустил ее руки и обошел фургон, чтобы занять место на скамье рядом с ней. Джонатан, и не глядя на нее, ощущал ее гнев и чувствовал на себе осуждающий взгляд, который она бросила на него, когда он взялся за вожжи.

— Я сказала вам правду, — вновь вскипела она. — Лорд Генри Кэвендиш действительно мой дядя, а я была оболгана в суде! Если бы я не поверила, что вы честный человек, я никогда не поехала бы с вами.

— Как вы вскоре поймете, честность — очень редкое качество в Австралии. — Он бросил на нее взгляд, заставивший затрепетать ее сердце. — К тому же — к добру то, что случилось, или во зло — следующие несколько лет вы будете связаны со мной.

— Если я только не выйду замуж, — парировала она.

— Такой вариант всегда возможен. — Он повернул голову, чтобы посмотреть ей в лицо, и их глаза встретились. Каждый из них обладал достаточно сильной волей, чтобы вступить в молчаливую схватку. — Но на это потребуется мое согласие. Дело в том, что отныне я ответственен за вас. Если хотите, я ваш опекун. — Ему показалось несколько странным, что этот факт ему отнюдь не неприятен. — Вы не вправе поехать куда-нибудь или встретиться с кем-либо без моего предварительного согласия. Если вы попытаетесь бежать, то вас поймают и накажут. Помните об этом, и у нас не будет…

— То, о чем вы говорили, ничем не отличается от рабства! — запротестовала Алекс. Испытанное ею на первых порах чувство облегчения мало-помалу уступало место нарастающему ужасу. «Небеса милосердные, — думала она, все больше и больше поддаваясь панике, — что же я наделала?» «Да ты же попала из огня в полымя», — отдавался в ней эхом внутренний голос.

— Такая система установлена в вашей, а не в моей стране, — заметил он мрачно.

Джонатан натянул вожжи, и застоявшиеся лошади резко взяли с места. У Алекс перехватило дыхание, и она в поисках поддержки машинально ухватилась за руку Джонатана. Его тело мгновенно напряглось, когда Алекс ненароком прижалась к нему грудью. Это прикосновение зажгло в нем чувства, которые были сродни лесному пожару. Он стиснул зубы и словно окаменел. Она, вспыхнув, быстро отодвинулась в сторону, но физический контакт между ними уже стал фактом.

Инстинктивно Джонатан чувствовал, что ему угрожает немалая опасность и что лучше было бы вернуть эту женщину назад и забыть о ней навсегда, но упрямо сопротивлялся своим предчувствиям. От такой опасности он не хотел бежать.

Всю дорогу, пока они колесили по улицам Параматты, и позже, когда они въехали под тенистые своды дикого леса, Алекс, сидя рядом с ним, сохраняла озлобленное, сосредоточенное молчание. Она жадно всматривалась в окружающую природу, скользя взглядом по верхушкам древних эвкалиптов и лишь краем глаза успевая замечать белых какаду, то и дело шнырявших над ними с криками, которые можно было услышать разве что в стане потерянных душ. Картины невиданной природы, ее удивительные звуки, витающие в воздухе запахи были еще не знакомы Алекс: ведь до сих пор она почти все время находилась под замком и ничего не могла видеть.

Девушка повернула лицо в сторону излучавшего тепло солнца, прикрыв глаза при внезапно нахлынувших воспоминаниях о путешествии из Сиднея вверх по реке. Это была печальная поездка. Они переправлялись на барже, и ни она, ни ее сестры по несчастью ни от кого никаких добрых чувств к себе не встретили. Дул лишь слабый ветерок, и они задержались в пути на день дольше, чем предполагалось. Им пришлось провести ночь в одной из встреченных на пути ветхих гостиниц, где их разместили в крытых тростником лачугах. Пища была совершенно несъедобна, постелями служили охапки сена, и даже умыться было негде.

Но самое худшее наступило, когда владельцы гостиницы, бывшие заключенные, теперь выпущенные на свободу, чтобы заняться «честным» трудом, стали опаивать женщин ромом, изнасиловали двух из них, а потом отобрали у остальных те немногие вещи, которые у них еще оставались. Если бы не ее бдительность и отказ от выпивки, Алекс, как она теперь с содроганием вспоминала, вполне могла оказаться в числе узниц, подвергнувшихся насилию. Однако для нее, к счастью, все ограничилось угрозами и оскорблениями, а потом наконец с большим опозданием появился приставленный к барже полицейский.