Джудит Макнот - История любви леди Элизабет

Фрэнсис Белхейвен поднял голову и нахмурился – ему неприятен был царапающий звук ее ногтей.

– Не царапай простыни, любовь моя, – сказал он. – Они стоят тридцать фунтов штука.

– Если бы я была тебе дорога, – возразила Элоиза, стараясь при этом избежать жалобного тона, – ты бы не думал, сколько они стоят.

Фрэнсис Белхейвен был так скуп, что временами Элоиза думала, не будет ли она иметь всего одно-два платья в год, если выйдет за него замуж.

– А если бы я был тебе дорог, – примирительно произнес он, – ты бережнее относилась бы к моим деньгам.

Фрэнсису Белхейвену было сорок пять лет, он ни разу не был женат, но подружек ему всегда хватало. Он получал огромное удовольствие от женщин – их тел, их лиц…

Однако теперь ему требовался законный наследник, а для этого была нужна жена. В течение последнего года Фрэнсис много размышлял о своих весьма строгих требованиях, которым должна удовлетворять счастливая молодая леди, будущая его избранница. Он хотел иметь не только молодую жену, но и молодую жену с собственными средствами, чтобы она не промотала его деньги.

Переведя взгляд с письма Джулиуса на Элоизу и с вожделением посмотрев на ее грудь, мысленно прибавил еще одно требование к будущей жене. Она должна с пониманием относиться к его чувственному аппетиту и желанию разнообразить свое сексуальное меню. Жена не должна морщиться, как сушеная слива, только потому, что муж завел одну или две тривиальных интрижки. В свои сорок пять лет он не имел намерения подчиняться какой-то девчонке с благочестивыми взглядами на мораль и верность.

Перед ним возник образ Элизабет Камерон и заслонил собой его голую любовницу. Какой цветущей красавицей была Элизабет, когда он делал ей предложение почти два года назад. У нее была пышная грудь, тонкая талия, а лицо – незабываемое. Состояние у нее – подходящее. С тех пор поползли, правда, сплетни, что после таинственного исчезновения брата она осталась практически нищей, но в письме ее дядя упоминал, что у нее будет достаточно большое приданое, а это означало, что сплетни, как всегда, были неверны.

– Фрэнсис!

Он встал, подошел к постели и сел рядом с Элоизой. Ласкающим движением положил руку ей на бедро, но другая потянулась к сонетке [1].

– Одну минутку, моя дорогая, – сказал он, когда в спальню вбежал слуга. И протянув ему письмо, распорядился: – Скажи моему секретарю, чтобы послал положительный ответ.

Последнее третье письмо было переслано из дома Яна Торнтона в Лондоне в его загородное имение Монтмейн, где оно оказалось на письменном столе, в горе деловых и светских писем, ожидавших внимания хозяина. Ян распечатал послание Джулиуса Камерона, продолжая диктовать своему новому секретарю, но решение, как ответить на него, он принял значительно быстрее, чем лорд Джон Марчмэн или сэр Фрэнсис Белхейвен.

Он смотрел на письмо, абсолютно отказываясь ему верить, в то время как его секретарь Питерс, который работал у него всего лишь две недели, произносил про себя благодарственную молитву за передышку и продолжал писать со скоростью, на какую только был способен, тщетно пытаясь не отставать от диктовки своего хозяина.

– Это, – резко сказал Ян, – прислано мне либо по ошибке, либо это шутка. В любом случае дьявольски дурного вкуса.

В памяти Яна промелькнула Элизабет Камерон, расчетливая, легкомысленная кокетка с опьянившими его лицом и телом. Когда он встретил ее, она была помолвлена с виконтом. Очевидно, Элизабет не вышла замуж – без сомнения бросила своего виконта ради кого-то с лучшими перспективами. Английские дворяне, как он очень хорошо знал, заключали браки только из-за престижа и денег, а затем искали сексуального удовлетворения где-то на стороне. Родственники Элизабет Камерон явно вновь выставляли ее на брачный аукцион. И, видимо, им, должно быть, чертовски необходимо от нее избавиться, если она готова отказаться от титула ради денег Яна… Такое предположение казалось настолько невероятным, что он отверг его. Это письмо – очевидно, глупая шутка, состряпанная, без сомнения, кем-то, кто помнил сплетню о том вечере в загородном доме, кем-то, кто думал позабавить Яна.

Выбросив полностью шутника и Элизабет Камерон из головы, Торнтон взглянул на замученного секретаря, который неистово строчил.

– Ответа не нужно, – сказал он, бросив письмо в его сторону. Но белый лист скользнул по полированному дубовому столу и плавно стал опускаться на пол. Питерс сделал неловкое движение, чтобы поймать письмо, но когда наклонился в сторону, вся остальная корреспонденция, которой он занимался, свалилась с его колен на пол.