Громкий голос мистера Харбисона, делавшего объявление, прервал их спор и воспрепятствовал бегству герцога.
— Сегодня вечером я представлю вам леди, чей талант еще недостаточно оценен здесь, в Англии, — говорил хозяин дома. — А ведь знаменитый концертмейстер и преподаватель синьор Понто как-то раз заявил, что ее голос — один из лучших в Европе. — Сделав жест в сторону женщины, стоявшей рядом с ним, Харбисон представил ее: Знакомьтесь, леди и джентльмены, это синьора Елена Верано.
Мерион пристально взглянул на лорда Уильяма, все еще державшего его за руку, и виконт наконец-то отпустил его. Герцог тут же повернулся к подмосткам, где стояла синьора Верано, с улыбкой смотревшая на гостей. Он сразу узнал свою недавнюю собеседницу. Да, действительно, перед ним стояла женщина, которую он минут двадцать назад поцеловал в темной комнате. Но теперь, при ярком свете, он окончательно убедился в том, что синьора Верано — одна из самых красивых дам в этом зале, возможно — самая красивая. Он смотрел на нее, не в силах отвести глаз, и любовался ею, затаив дыхание.
Конечно же, ее мужем Эдвардом был Эдуардо Верано. Его мастерская игра на скрипке вызывала восхищение. Мерион слышал его много лет назад, еще до войны, но в то время по молодости лет он не мог в должной мере оценить талант Верано.
«Уйти! Надо немедленно уйти отсюда», — подумал Мерион. Он не хотел слушать пение этой женщины. Не хотел именно потому, что у нее, конечно же, был прекрасный голос. Такой же прекрасный, как она сама.
Но Мерион по-прежнему стоял, глядя на синьору Верано. Стоял, будто прикованный к полу.
Тут она подала знак оркестру и запела. Голос у нее оказался совсем не таким, какой Мерион ожидал услышать. У него не было силы, достаточной для оперной сцены, но здесь, в зале, он звучал изумительно.
Пела она с закрытыми глазами, и почему-то Мериону казалось, что это пение предназначалось для него — и только для него, словно в зале, кроме них двоих, больше никого не было.
Хотя синьора Верано пела по-итальянски, Мериону не требовался перевод. Ее голос лучше всяких слов выражал все, что она хотела выразить. И казалось, что сейчас от нее исходило обещание счастья; более того, своим пением она словно рассказывала об интимности столь полной, что Мерион никак не мог на это не откликнуться.
И едва лишь она запела, у него возникло ощущение, что их беседа в полутемной комнате продолжается, — только теперь они говорили о радостях жизни, говорили о любви и страсти.
Он поцеловал ее, пытаясь приободрить и утешить, но сейчас ему хотелось целовать ее совсем по-другому.
«Конечно же, эту музыку написал ее муж, — подумал Мерион. — Написал после того, как они предавались любви». Музыка наполняла зал ощущением столь глубокого удовлетворения, что ему было не под силу представить, какие восторги они разделяли.
Когда же она умолкла, зал взорвался аплодисментами. Мерион тотчас присоединился к аплодирующим. Лорд Уильям с улыбкой взглянул на Мериона, и герцог утвердительно кивнул, как бы давая понять, что синьора Верано действительно замечательная певица.
Синьора Верано присела в реверансе и, окинув взглядом публику, робко улыбнулась, как бы извиняясь за то, что исполнила столь интимное произведение. Следующая ее песня началась со вступления оркестра. Музыка излучала радость, и это весьма заинтриговало слушателей, потому что сама певица казалась в эти мгновения необычайно грустной. Когда же она наконец запела, Мерион сказал себе: «Немедленно уходи! Уходи, пока она не разбила тебе сердце».
Собравшись с духом, Мерион резко развернулся и вышел в давно уже опустевший холл.
Елена сразу же заметила, что Мерион выходит из зала. «Он узнал меня, узнал!» — воскликнула она мысленно. На мгновение ее голос дрогнул, но она тотчас же взяла себя в руки и, отбросив посторонние мысли, всецело сосредоточилась на словах и на музыке, необыкновенно тревоживших и будораживших чувства. Когда она закончила петь, по щекам ее катились слезы, и она очень долго удерживала последнюю ноту. Слушатели же стояли молча, совершенно ошеломленные; они прекрасно все поняли, хотя лишь очень немногие из них знали итальянский.
Певица снова улыбнулась, но теперь улыбка ее была немного горделивой — ведь она сумела справиться со своими чувствами и спела именно так, как должна была спеть.
Тут слушатели наконец зааплодировали, но на сей раз это была не буря аплодисментов, как случилось после исполнения первой пьесы. Теперь слушатели аплодировали с почтением и даже с некоторым благоговением.
Читать дальше