Сюзанна Энок: Уроки плохих манер

Спустя мгновение он услышал, как Томас Истон неторопливо зашагал прочь — очевидно, для того, чтобы помучить своими рассказами графа Хеннесси или нового члена клуба. И слава Богу. Может, теперь ему удастся ненадолго заснуть, ведь ночью сон никак не шел. Но потом в ноздри Бартоломью ударил аромат сандалового дерева, и кто-то опустился в освободившееся кресло Истона.

— Соммерсет, — протянул полковник.

— Харви сказал, что вы не выходите отсюда уже три дня, — произнес герцог, понизив голос.

Мысленно вздохнув, Бартоломью открыл глаза и выпрямился в кресле, хотя до этого его поза свидетельствовала о крайнем нежелании беседовать с кем бы то ни было. Колено вновь пронизала боль, но Бартоломью постарался не подать виду.

— Нет настроения куда-то идти, — признался он.

— Вам и не обязательно. Именно поэтому клуб предоставляет свободные комнаты для тех, кому они необходимы. Кажется, позавчера в город приехали ваши брат и сестра, я не ошибаюсь, Толли?

Бартоломью не помнил случая, чтобы Соммерсет в чем-то ошибся.

— Именно поэтому я провожу большую часть времени здесь, а не в Джеймс-Хаусе. — Бартоломью вскинул голову. — Вы употребили мое прозвище. Что вы хотите? — Взяв и руки трость, полковник принялся рассеянно крутить ее в руках. За прошедшие несколько месяцев он сроднился с этой тростью, ставшей словно бы еще одной его конечностью. Он нуждался в ней и в то же время ненавидел.

— Я помню, вы говорили о своих родственниках с любовью, — продолжал герцог, не обратив внимания на вопрос.

— И я действительно их люблю. Но Стивен и Вайолет слишком… жизнерадостные. В отличие от меня. — Да, в жизни Бартоломью больше не было места радости.

— Просто имейте в виду, что мне не хотелось бы увидеть их на пороге клуба. Как не хотелось бы и того, чтобы они рыскали по Лондону в поисках пропавшего брата и задавали вопросы, которые неизбежно приведут их сюда.

— А… Так вот, значит, о чем вы. — В клубе могли присутствовать только его члены. Это было главным правилом. За те шесть месяцев, что Бартоломью состоял в нем, он успел понять, что о существовании клуба не знал никто, кроме его завсегдатаев. — Я встречусь с ними завтра и сообщу, что остановился у приятеля.

— Сделайте это сегодня. Потому что они уже ищут вас.

Бартоломью ощутил легкое беспокойство. Правила в клубе устанавливал герцог Соммерсет, и Бартоломью вовсе не хотелось, чтобы его лишили членства. Ведь только здесь он способен был заснуть более чем на несколько минут. Наверное, ему повезло, что его окружали люди, знающие, как пережить крутой поворот в судьбе.

— В таком случае я попрошу оседлать моего коня.

Герцог поднялся с кресла.

— Я отдам распоряжение.

Втянув носом воздух и стиснув зубы, Бартоломью ухватился руками за подлокотники кресла и с усилием поднялся. Теперь у него получалось гораздо лучше, чем раньше. А в первое время такие попытки зачастую заканчивались падением. Колено и теперь обожгло огнем, но все же Бартоломью встал. Трость — его третья нога — звонко стукнула о полированный деревянный пол.

Бартоломью понимал, что ему не обязательно уходить сию же минуту. Соммерсет сказал лишь, что поговорить с родственниками нужно сегодня, а судя по тому, что показывали высокие напольные часы, еще не пробило и одиннадцати. И все же чем быстрее он увидится с ними, тем быстрее вновь окунется в тишину «Клуба искателей приключений». Перед тщательно замаскированным входом в клуб Харлоу держал под уздцы огромного темно-серого мерина Сумеру. Грум стоял так, чтобы Бартоломью мог сесть на коня справа — какой стыд! — но теперь только так он мог взобраться в седло. К счастью, Сумеру стоял как вкопанный, когда его хозяин убрал трость в ножны, предназначавшиеся для винтовки или меча, а затем запрыгнул в седло.

Кивнув груму, Бартоломью миновал подъездную аллею Эйнсли-Хауса и выехал на улицы Мейфэра. Он с детства знал этот район, потому что родители часто вывозили его, сначала подростка, а потом наивного студента Оксфорда, на званые вечера и концерты. Можно было посещать все эти мероприятия и сейчас, но Бартоломью не считал больше подобное времяпрепровождение разумным в отличие от своих менее умудренных опытом сверстников.

Теперь все это казалось таким чужим и далеким. Свернув на Дэвис-стрит, Бартоломью заметил две столкнувшиеся подводы. Возницы отчаянно ругались и кидались друг в друга содержимым подвод. На мостовой валялись раздавленные персики, уже привлекшие внимание бродячих собак, голубей и уличных мальчишек. Слегка наклонившись, Бартоломью подхватил пролетавший мимо персик, бросил его в протянутые руки маленькой девочки, и та проворно исчезла в подворотне.