Пола Куин - Очарованная горцем

— Я благодарна тебе. И Господу тоже, — проговорила она, отойдя от стены и заставив себя беззаботно улыбнуться. — Надеюсь, со своими врагами я справлюсь сама.

— Не буду спорить, миледи, — согласился он, слегка повеселев при виде ее улыбки. — Вас ведь учили, как защитить себя. И вы хорошо усвоили эти уроки.

Давина успокаивающе похлопала его по руке.

— Разве я могла разочаровать тебя? — хихикнула она. — Особенно если вспомнить, сколько раз ты рисковал спасением души ради того, чтобы научить меня этому?

Она рассмеялась, и Эдвард облегченно засмеялся вместе с ней. От этой дружеской фамильярности у обоих слегка полегчало на душе. Но спустя минуту лицо Эдварда снова стало серьезным.

— До коронации Якова осталось меньше недели, — напомнил он.

— Я помню. — Давина, отвернувшись, снова бросила взгляд в сторону Англии. — Как ты думаешь, Эдвард, может, мы могли бы присутствовать на его коронации? Кому придет в голову искать меня в Вестминстере?

— Миледи… — Он умоляюще протянул к ней руку. — Вы же сами знаете…

— Я пошутила, мой друг.

Она слегка повернула голову, бросив на него взгляд через плечо, стараясь, чтобы он не заметил борьбы, которую она вела сама с собой, — борьбы, которая камнем давила ей на сердце. Борьбы, которая не имела ничего общего с терзающим ее страхом.

— Ладно, Эдвард, — вздохнула она, — неужели необходимо снова говорить об этом?

— Да. Думаю, необходимо, — отрезал он. И торопливо заговорил прежде, чем она успела его перебить: — Я спросил у матушки настоятельницы, нельзя ли вам перебраться в Эр, в аббатство Курлохкрейг. Я даже уже отправил весточку…

— Ни за что, — резко оборвала его Давина. — Я не желаю покидать свой дом. Кроме того, нет никаких причин думать, что мои враги вообще знают о моем существовании.

— Всего на год или два. Как только мы будем уверены…

— Нет, — повторила она, повернувшись к нему лицом. — Эдвард, неужели ты решился бы уехать отсюда вместе со мной, оставив добрых сестер без защиты? Что они будут делать, если моим врагам вздумается искать меня здесь? Ведь ни тебя, ни твоих людей уже не будет тут, чтобы их защитить! Нет, мы не покинем монастырь.

Эдвард с тяжелым вздохом опустил голову.

— Мне нечего возразить… Остается только надеяться, что я не доживу до того дня, чтобы пожалеть об этом. Что ж, ладно. Будь по-вашему. — Лицо Эдварда немного смягчилось. — Я сделаю, как вы просите. А сейчас позвольте проводить вас в вашу комнату. Уже довольно поздно, а матушка-настоятельница поднимет вас с петухами. Вам достанется, если вы проспите.

Приняв предложенную Эдвардом руку, Давина беззаботно отмахнулась.

— Я бы с удовольствием встретила тут рассвет.

— Не сомневаюсь, — буркнул Эдвард, провожая ее к лестнице, ведущей к выходу с колокольни. Впрочем, по его голосу было понятно, что брюзжит он только для виду. — Особенно учитывая, что можно замечательно выспаться во время уроков!

— Да я всего только один раз и уснула! — возмутилась она, шлепнув его по руке. — Кстати, неужели у тебя нет более серьезных дел, кроме как весь день ходить за мной по пятам?

— Не один, а целых три, — поправил Эдвард, делая вид, что не замечает сердито нахмуренных бровей. — А один раз вы даже похрапывали, помните?

Глаза Давины стали круглыми, как блюдца.

— Да я в жизни своей не храпела! — возмутилась она.

— Кроме одного-единственного раза!

Она уже открыла было рот, чтобы возразить, но тут же закусила губу.

— И еще одного… когда я уснула, пока сестра Бернадетта играла на фортепьяно. Матушка тогда еще наложила на меня епитимью, и мне пришлось целую неделю каяться, помнишь?

— Как я мог об этом забыть? — расхохотался Эдвард. — Ведь все это время мои люди отлынивали от работы, предпочитая торчать под вашей дверью и слушать, как вы громко рассказываете Господу о всех своих прегрешениях! За исключением того, почему вы уснули.

— Ну, Господу и без того все известно, — усмехнулась в ответ Давина. — И потом, у меня не было никакого желания отзываться непочтительно о музыкальных способностях, которыми он наделил сестру Бернадетту… вернее, о полном отсутствии таковых!

По мере того как они удалялись от башни, веселость Эдварда уступала место озабоченности. Как только они оказались перед дверью ее комнаты, веселая улыбка, игравшая на его губах, пропала, Давина повернулась, чтобы попрощаться, и в глазах Эдварда мелькнула боль. Он протянул к ней руку, и Давина с трудом удержалась, чтобы не выдать своего удивления.