Барбара Картленд - Любовь к шпиону

— Это результат того, что его левая рука изуродована, — у Вики были очень трудные роды. Ему так и не смогли исправить нанесенную травму. — Думайте, как вам угодно, — отвечал лорд Белгрейв, — но лично я полагаю, что он вел бы себя также, даже если бы родился с руками, ровными, как шомпол!

Было непросто найти объяснение поведению Вильяма.

Спустя всего несколько месяцев после коронации он пренебрег традиционными ограничениями, связанными с трауром, и стал появляться на придворных балах России и Австрии.

В Англии все знали, что королева Виктория упрекала его в столь неподобающей поспешности, но он едва снизошел до ответа, что, дескать, опасности подстерегают монархов по всему земному шару.

— Мы, императоры, должны держаться вместе, — гордо провозгласил он.

Лорд Белгрейв, докладывая во дворце о дошедших до него сведениях, трактовал их следующим образом:

— Новый кайзер готов принять свою бабушку, королеву Викторию, но намерен избегать встреч с дядей Берти, ибо тот — всего лишь принц Уэльский.

Теперь Симона перебрала в памяти эти и многие другие инциденты, которые горячо обсуждались не только в Лондоне, но и во всех аристократических домах Англии.

Все знали, что на Каусской регате развернулась нешуточная борьба между принцем Уэльским и кайзером.

Принц, будучи командором Королевской яхтенной эскадры, в свое время принял племянника в члены клуба, но потом очень сожалел об этом жесте доброй воли.

Тогда Симону совершенно не интересовала вся эта история, однако она припомнила, что яхта «Гогенполлерн», на которой кайзер обычно прибывал в Каус, была самой крупной в своем классе. На самом деле она больше походила на военный корабль, нежели на прогулочное судно, и сильно отличалась от «Виктории и Альберта», полностью соответствующей параметрам прогулочной яхты, притом английской от носа до кормы.

Кроме яхты «Гогенцоллерн», которая одним своим видом демонстрировала намерения Германии затмить всех на королевской регате, кайзер привел с собой еще и гоночную яхту, спроектированную так, чтобы превзойти «Британию» принца Уэльского. Что и случилось. Все в Англии знали, что принц был задет и очень расстроен, и сочувствовали ему.

И лорд Белгрейв, и многие другие государственные мужи знали, что Германская империя и в политическом аспекте стремится доминировать на континенте.

Но еще большую тревогу вызывали ее намерения бороться за «место под солнцем» за пределами Европы.

Все это всплыло в памяти Симоны, пока она стояла у окна и смотрела в сад.

Она понимала, что совершенно случайно столкнулась с чем-то очень серьезным и даже опасным. Возможно, это добавит еще больше враждебности в отношения между ее страной и Германией.

Конечно, этого не должно было произойти. Вопрос в том, что ей теперь делать.

Прежде всего, ей не следовало входить в кабинет барона без приглашения.

Но ведь она вошла туда и таким образом подслушала, что хозяин дома и человек, который, как она поняла, был доверенным лицом кайзера, планировали шпионить за англичанином.

— Мне придется рассказать ему об их замыслах, — сказала себе Симона. — Я не могу допустить, чтобы за ним следили, чтобы какая-то женщина соблазнила его и выведала наши секреты. Располагая ими, Германия может решиться напасть на другие страны.

И если то, что она слышала о враждебности между кайзером и принцем Уэльским, правда, то первым государством, которое подвергнется агрессии, может стать ее собственная страна.

— Я должна что-то сделать! — повторяла Симона.

В то же время она страшилась совершить что-нибудь такое, что покажется коварством с ее стороны и доставит неприятности хозяевам дома, которые так добры и внимательны к ней.

Но более всего ей было бы неприятно признаться кому-либо, что она подслушивала и даже следила за бароном.

Ее воспитывали в строгости, особенно в отношении того, как надлежит вести себя приличному человеку.

Гувернантки без конца повторяли:

«Леди не делают того.

Леди не делают этого.

Леди никогда не лгут и честно признают свою неправоту, как бы трудно это ни было».

Симона отчетливо слышала сейчас эти разноголосые наставления.

—Я уверена, что бы я ни сказала, мне никто не поверит, — произнесла она, словно пытаясь найти оправдание тому, что по собственной вине оказалась в столь щекотливой ситуации.

— Что я могу сделать? Что я могу? — повторяла она, подняв глаза к небу.

И тут Симона, возможно впервые, осознала, как должна поступить истинная англичанка. Прежде всего она должна любить свою страну и честно заботиться о ее благе.