Марианна Уиллмен - Роза алая, роза белая

- Вы думаете, только вы любили?

В другое время и в другом месте выражение его лица могло бы показаться комичным. Робину никогда в голову не приходило, что и Моргана отнюдь не в восторге от их союза. Он был явно обескуражен и осваивал это открытие, не очень лестное для его мужской гордости.

- Во всяком случае, вы были мне лучшей женой, чем я вам - мужем.

Воцарилось молчание. Робин взял графин со стола и налил вина в свой пустой бокал.

- Вы не назовете мне его имя? - спросил он, не глядя на нее.

- Теперь это не имеет значения. Он женился на другой. Он мертв.

Она с удивлением обнаружила, насколько правдивы ее слова. Старая боль, которая так долго была частью ее существования, прошла.

Робин поставил бокал. Его мысли уже текли в другом направлении.

- Удивительно, что вы все еще при дворе. Не разумнее ли было удалиться в ваши уэльские земли до окончания этого неприятного дела?

Моргана покраснела.

- Меня привезли ко двору пять недель назад, как «гостью» короля. Предосторожность. Они хотели убедиться в том, что я не вынашиваю вашего наследника.

- И все же он вам дозволил этот визит?

- Он не дозволил.

Долгое молчание, встретившее ее ответ, показало меру его изумления.

- Вы ослушались приказа короля? Она гордо подняла голову.

- Я поклялась вам в верности и не нарушу свою клятву. И я надеялась уменьшить пропасть между нами.

На этот раз пауза была еще длиннее. Странно, думал Робин, как плохо он знает свою жену после трех лет брака. Правда, они провели вместе меньше шести месяцев. Он взял ее правую руку и поднес к губам.

- Ах, Моргана, знать бы нам друг друга получше!

Она искала в его глазах прежний сарказм и не находила ничего, кроме смятения чувств и проблесков уважения. Легкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

- Я должна идти.

Она высвободила руку и достала маленький флакон из горного хрусталя с мерцающей темной жидкостью. Последние недели она хранила его для себя, хоть и понимала в глубине души, что ей опасаться нечего.

Моргана протянула флакон, не в силах вымолвить ни слова. Но слова оказались ненужными. Робин удивленно поднял брови.

- Вы предусмотрели даже это, - сказал он, беря флакон. - Яд очень сильный?

- Недостаточно, чтобы… избавить вас от палача, зато… вы не почувствуете ни боли, ни страха.

Хрустальный флакон мерцал на ладони Робина: снаружи блеск, внутри - горечь. Избавляющая от мук. Он склонил голову, изучая его, словно бесценное сокровище. Затем его плечи распрямились, и он протянул обратно ее дар. Улыбка преобразила его лицо.

- Благодарю вас, но я обойдусь без обмана. Вы пренебрегли королевским приказом, чтобы принести мне утешение, и этим вдохнули в меня мужество. Я умру достойно.

Он снова поднес ее руку к губам и поцеловал, затем вдруг заключил в объятия и поцеловал долгим поцелуем - прощальным. Моргана не чувствовала ничего, кроме горя и удивления, хотя впервые Робин поцеловал ее, не воображая, что целует другую женщину.

Он резко отпустил ее.

- Будьте счастливы, Моргана.

Она поспешила к двери и, оглянувшись, увидела, что Робин все еще смотрит ей вслед. Встревоженный тюремщик встретил ее словами:

- Мы должны быть начеку. В Тауэре чужие. Люди короля.

Если он и заметил, что ее плащ теперь не черный, а темно-зеленый, то ничего не сказал. Возможно, подумала Моргана, тусклый свет меняет цвета. Тюремщик повел ее вниз, не оглядываясь. Моргана шла на ощупь, ослепленная непролитыми слезами. Она не могла любить Робина, но ей было его искренне жаль.

Как только они достигли коридора первого этажа, тюремщик остановился так резко, что Моргана чуть не уткнулась ему в спину. Он молча протянул руку, и она вложила в нее маленький, туго набитый кошелек, мгновенно исчезнувший в складках его кожаного жилета.

- Здесь наши пути расходятся, миледи. Держитесь стены. Когда она кончится, сделаете десять шагов вперед, потом два налево - и найдете дверь. Она не заперта.

Не успела Моргана возразить, как он погасил фонарь и исчез. Долгие секунды Моргана стояла в сыром коридоре, смахивая слезы с ресниц, ожидая, когда ее глаза свыкнутся с темнотой. Жуткий могильный мрак окутал ее. Господи, я бы все на свете отдала за фонарь, подумала она.

Моргана нащупала в темноте сырую стену и пошла вперед. Паутина облепила ее пальцы, и она отерла их о плащ. Когда она добралась до конца стены, ладони ее были мокрыми, а над верхней губой выступил холодный пот. Рядом послышался тихий писк, за стеной кто-то скребся. Моргана вспомнила слухи об узнике, до скелета объеденном крысами.