Эмилия Остен: Королевский выбор

Сегодняшнее платье было из гладкого шелка с отделкой из искусно вырезанных из бархата роз и больших настоящих жемчужин. Еще более крупный жемчуг сверкал в волосах; пара десятков шпилек, удерживающих длинные волосы цвета льна, заканчивались безупречными овальными жемчужинами. Вот еще одно, что отличает ее от континентальных девушек: волосы.

Чарити поправила прядь волос, спускающуюся из прически на плечо, и снова выглянула в окно. На сей раз увиденное ее обрадовало.

— О, папа, вон там карета Черутти. И Фризоны уже здесь. И Месса.

Мартин Эверетт пожал плечами:

— Надо думать, что на прием свеженазначенного Бонапартом короля приедут все влиятельные лица. — Перечисленные Чарити семьи принадлежали к цвету флорентийского общества, они были банкирами.

— Папа, сейчас все короли в Европе назначаются Бонапартом, Людовик I — не исключение.

— Ну, милая, пока что еще не все. И это радует, иначе наш семейный бизнес мог бы сильно пострадать.

Чарити снова поправила непокорно сползающие соболя.

— Да, я помню, что ты тут по делу, но ведь ты обещал показать мне всю Флоренцию! Микеланджело, Вазари, Гирландайо! Брунелески! Донателло!

— Чарити, милая, ты уже объехала весь город со своими подружками. Что ты еще хочешь?

— Я хочу все! Да каждый завалящий юноша в Англии едет после Оксфорда или Кембриджа в путешествие по Европе! Любой из этих оболтусов может увидеть все это своими глазами!

— Будь уверена, милая, они заняты в путешествии совсем другим.

— А чем? — встрепенулась Чарити. — Чем можно заниматься в Италии, кроме как восхищаться титанами Возрождения?

— Гм… — Лорд Мартин поморщился. — Не думаю, что это тема для разговора между отцом и дочерью.

— Папа! Можно подумать, налоговая система или залоговые векселя — это самая обычная тема для семейных разговоров! — фыркнула Чарити.

— Э-м-м… Мы уже, кажется, приехали.

Действительно, карета остановилась, и ливрейный лакей распахнул дверцу, помогая гостям выйти.

Палаццо Веккьо блистал. Внутри — еще ярче, чем снаружи. Чарити затаила дыхание. Хотя она действительно уже провела во Флоренции больше месяца и успела посетить почти все достопримечательности, в палаццо Веккьо она пока что не была ни разу.

Старинное здание казалось Чарити настоящей драгоценностью. Какие только имена оно не сменило на своем веку! Этот дом назывался Новым дворцом и Палаццо дела Синьория — когда правители коммуны во Флоренции объявили себя синьорами, — и Палаццо Дукале — резиденцией герцога, и лишь после этого, кажется, в шестнадцатом веке, когда герцог предпочел переехать в палаццо Питти, стал называться Старым дворцом — палаццо Веккьо. Это безупречное творение Арнольфо ди Камбио по-прежнему поражало своим величием.

— Какой интересный казус, — прошептал на ухо дочери лорд Эверетт, пока они стояли на лестнице в толпе гостей, ожидая, пока назовут их имена и представят новому королю. — Людовик Бурбон, принявший корону из рук Бонапарта, празднует свое воцарение в зале Пятисот, где заседало Народное Собрание.

— Папа, я отлично знаю историю. И сейчас я просто не хочу об этом думать.

Зал Пятисот, ярко освещенный тысячами свечей, ослеплял. Бесценные фрески, повествующие о славной истории Флоренции, казались совершенно живыми, а великолепный мраморный пол сверкал, словно водная гладь в тихое утро. Ровно напротив входа восседал разряженный, как петух, Людовик I Бурбон. Двадцатисемилетний правитель только что придуманного королевства Этрурия, брошенного ему под ноги, как кость собаке; женатый на своей кузине Марии-Луизе, дочери Карла IV, которому, можно сказать, духовно наследовал — в основном, в отсутствии духа, — этот молодой человек не производил особого впечатления. Несмотря на ухищрения придворных куаферов, его соломенно-рыжие волосы торчали в разные стороны, а выражение вытянутого лица (вялый подбородок, пухлые губы, крупный нос и глаза чуть навыкате) было растерянным. Людовик не блистал умом и никогда ничем особенным не выделялся. И тем не менее сегодня он стал хозяином праздника — самого большого праздника Флоренции.

Глядя на короля, Чарити не могла не улыбнуться.

— Папа, а еще пикантней то, что получил он свою корону из рук человека, участвовавшего в свержении его родственников с престола Франции.

— Не будем уж вспоминать о святотатственной казни, — пробормотал лорд Эверетт.

— Да, не будем о грустном. — Чарити осмотрелась. — Ты видишь того, ради встречи с кем ты здесь?