Элоиза Джеймс: Когда герцог вернется

Чудовищная мысль. Вдруг он решил, что она и в самом деле похожа на высохшее яблоко? К тому же она намного старше дебютанток, которые только начинают выходить в свет.

Подумав об этом, Исидора приосанилась. Долгие годы она играла роль покорной жены, берегла репутацию и ждала возвращения мужа. Да что там ждала — изнывала по встрече с ним, если уж говорить правду самой себе. Но что заставило Козуэя наконец-то отправиться домой? Неужели он внезапно вспомнил, что они никогда не виделись? Нет. Действовать его заставила новость о том, что его жена собралась на домашнюю вечеринку, прославившуюся скорее дебошами, чем лимонными пирожными. Ей уже давно следовало забыть о своей репутации, и тогда он радостно выбежал бы из джунглей и помчался бы за ней, как собачка на поводке.

— Серебро и бриллианты, — решительно проговорила она.

— Ваша светлость! — воскликнула горничная, всплеснув руками. — Если уж вы не намереваетесь надевать желтое платье, выберите такое, в котором есть хотя бы намек на скромность.

— Нет! — отрезала Исидора. Она твердо приняла решение. — Тебе известно, что именно его светлость написал мне, Люсиль?

— Нет, конечно, ваша светлость. — Люсиль осторожно перекладывала целую кучу сияющего шелка и атласа, разыскивая самый скандальный туалет госпожи. Тот самый, который Исидора надевала очень редко, потому что первое же ее появление в нем закончилось неожиданной дуэлью между двумя французами, настолько потерявшими голову, что они учинили драку прямо на мостовой перед Версальским дворцом.

— В письме говорится, — промолвила Исидора, разворачивая листок почтовой бумаги, который ей принесли несколько часов назад, — что… Ага, вот: «Я обнаружил, что у меня кое-что пропало». И еще он добавил таинственный комментарий, который, надеюсь, намекает на его скорый приезд: «Сегодня вечером».

Недоуменно заморгав, Люсиль подняла голову.

— Что? — переспросила она.

— По-моему, муж считает, что я — это пропавшее тело. Возможно, он полагает, что слишком хлопотно ехать из Лондона, чтобы забрать меня с вечера у лорда Стрейнджа. Возможно, он думает, что я буду ждать у причала, когда подплывет его лодка. Возможно, он уверен, что я стою и жду его там на одном месте долгие годы, а из моих глаз катятся и катятся слезы!

У Люсиль был типично французский трезвый ум, а потому она не обратила внимания на истеричные нотки в голосе Исидоры. Горничная выпрямилась, держа в руках пышный роскошный ворох светло-серебристого шелка, в котором сверкали крохотные бриллиантики.

— Хотите, чтобы я и вашу прическу украсила бриллиантами? — спросила она.

Это платье так плотно облегало фигуру Исидоры, что она могла надеть самый маленький корсет, скроенный так, чтобы увеличивать ее грудь, а талию делать еще тоньше. Платье шила личная портниха королевы Марии Антуанетты, и предполагалось, что, облачившись в это великолепие, его обладательница удостоит своим вниманием зеркальные залы Версаля, с которыми дымные коридоры резиденции лорда Стрейнджа имели весьма отдаленное сходство. Не говоря уже о том, что ей придется толкаться там среди самой разнообразной публики, в которой будут и герцоги, и фокусники. И все же…

— Да, — сказала она. — Конечно, к концу вечера я могу потерять несколько бриллиантов. Но я хочу, чтобы муж понял, что я не какая-нибудь заблудшая бессловесная овца, которую можно просто забросить в экипаж и отвезти в Лондон.

Услышав эти слова, Люсиль рассмеялась и принялась ловко зашнуровывать подходящий корсет. Исидора смотрелась в зеркало, спрашивая себя, какой, интересно, представляет себе свою жену герцог Козуэй? Она совсем не походила на бледную английскую розу, учитывая ее пышные формы и темные волосы.

Исидоре было ужасно обидно, что Козуэй долгие годы путешествовал по миру, а она ждала его возвращения. Интересно, за последние десять лет он хоть раз вспомнил о ней? Подумал ли о том, что стало с той двенадцатилетней девочкой, на которой он женился по доверенности?

Исидора была почти уверена в том, что для Козуэя она не более чем небольшая часть забытой когда-то собственности. Это буквально сводило ее с ума. Еще бы, ведь она годами размышляла о том, что за человек ее муж, а он пропадал где-то в поисках истоков Нила и даже не думал о ней.

— Помаду для губ, — сказала она Люсиль. — Кстати, я надену еще и туфли с бриллиантами.

— Шикарный туалет! — проговорила Люсиль и неожиданно рассмеялась, как умеют смеяться только француженки. — Герцог даже не узнает, что с ним приключилось.