Мэри Брэддон: Победа Элинор

— Я не буду терять понапрасну время, и сейчас приступлю к делу, — начал он. — Вы ненавидите Ланцелота Дэррелля.

Элинор колебалась! В слове «ненависть» есть что-то страшное. Люди питают это ужасное чувство, но не решаются прямо выражать его. Это слово слишком ужасно. Оно сродни убийству.

— Я имею основательную причину не любить его… — начала она. — Француз пожал плечами и перебил ее.

— Да, вы ненавидите его! Вы не хотите этого сказать, потому что это слово не так сладкозвучно. Оно вас… как эго у вас говорится? Оно вас шокирует, а между тем вы его ненавидите и имеете причину ненавидеть его. Да, я знаю теперь кто вы. Я этого не знал, когда увидел вас в первый раз в Беркшире, но теперь я знаю. Ланцелот Дэррелль не умеет сохранять секретов, он сказал мне, что вы дочь того бедного старика, который убил себя в Сент-Антуанском предместье — этого довольно! У вас великое сердце, вы хотите отомстить за смерть вашего отца. Вы видели нас в ту ночь, когда завещания были переменены?

— Видела, — отвечала Элинор, смотря на француза с глубоким презрением.

Он говорил об этом плутовстве гак хладнокровно, как будто это было самое благородное и самое обыкновенное дело.

— Вы были там в темноте и видели нас, — сказал Бурдон, наклонясь к Элинор и говоря шепотом, — вы подсматривали, вы подслушивали, а потом пошли в дом обвинить Ланцелота. Вы объявили, что завещание было поддельное, что им заменено подлинное. Вы были этому свидетельницей, уверяли вы: вы рассказали все, что вы видели, но вам не поверили, почему? Потому что вы сказали, что подлинное завещание У вас в кармане и не могли найти его: оно исчезло.

Француз сказал это тоном торжества, а потом вдруг останоиился и пристально взглянул на Элинор. Новый свет блеснул в ее душе. Она начала понимать тайну пропавшего завещания.

— Оно исчезло, — вскричал Бурдон, — не оставив никаких следов, никаких признаков. Вы сказали, чтобы обыскали сад, сад был обыскан, но безрезультатно, тогда отчаяние овладело вами. Ланцелот насмехался над вами. Вы были огорчены: вам не верили! С вами поступили жестоко и вы убежали. Так это было или нет?

— Так, — отвечала Элинор.

Она тяжело дышала и не спускала глаз с этого человека. Она начала думать, что, может быть, она могла добиться своего оправдания только посредством этого бесчестного француза.

— Куда же девалось завещание? Оно не сквозь землю провалилось. Оно не могло взлететь на воздух. Куда девалось оно?

— Вы взяли его у меня! — закричала Элинор. — Да, я помшо, как близко прошли вы мимо меня. Эта бумага была слишком велика, и не могла уместиться в кармане моего платья. Кончик высунулся и вы…

— Я сделал все возможное, чтобы дать вам урок! Когда молодые и прелестные дамы вмешиваются в подобные дела, неудивительно, что они делают ошибки. Я все время наблюдал за вами. Я видел, как вы переменили бумаги, и вытащил завещание из вашего кармана так легко, как мог бы вытащить вот этот носовой платок.

Кончик носового платка, обшитого кружевами, виднелся между складками Элинориного платья. Француз взял кончик кружева своими пальцами и выдернул носовой платок с такой легкостью и с таким проворством, которые могли бы сделать честь мастеру искусства воровать из карманов. Француз, смеясь, отдал платок Элинор. Она почти не приметила этого поступка — так глубоко была поглощена мыслью о пропавшем завещании.

— Стало быть, завещание у вас?

— У меня.

— Но зачем вы отняли сто у меня.

— Зачем? По многим причинам. Во-первых, потому, что всегда хорошо захватить все, чего другие не могут сохранить, во-вторых, потому что всегда хорошо иметь такую карту, о которой противник в игре ничего не знает. Всегда хорошо иметь в рукаве сюртука лишнего короля, когда играешь в экартэ. Это завещание — мой лишний король.

Француз молчал несколько времени после того, как нанес то, что он, по-видимому, считал поразительным ударом. Он смотрел на Элинор искоса, с хитрым блеском в своих маленьких глазках.

— Должны мы быть друзьями и союзниками, — вдруг спросил он.

— Друзьями! — закричала Элинор. — Вы забываете кто я! Вы забываете чья дочь я? Если в последнем письме моего отца было только написано имя Ланцелота Дэррелля, вы тем не менее были сообщником в злодействе, которое было причиною его смерти. Без сомнения, ученик был достоин учителя.

— Стало быть, вы отвергаете мою дружбу? Вы не желаете знать, какой документ находится в моих руках? Вы обращаетесь со мной свысока? Вы отказываетесь вступить в союз со мной?