Жаклин Рединг - Белый рыцарь

Неожиданно на него обрушилось отчаяние от ощущения бессилия, что он не может ничего сделать для неё, для Элеанор. Кристиан встал, пересёк двор, подошёл к жене, взял за руку и насильно развернул к себе лицом.

— Отпусти меня, Кристиан!

— Ты выслушаешь меня хоть раз вместо того, чтобы притворяться слепой и не желающей знать о моём существовании! Я сидел сложа руки и наблюдал, как ты медленно разрушаешь себя, словно ты единственная, кто потерял дитя. Я тоже потерял его, Грейс, и так же, как и ты, каждой своей частичкой чувствую ту же ужасную боль. Временами даже худшую боль, поскольку живу с чувством вины, зная, что будь я здесь, с тобой, а не сбежал бы исправлять ошибки прошлого своей семьи, то мой ребёнок всё ещё рос бы внутри тебя.

Кристиан на секунду замолчал, стараясь обуздать свои чувства. Когда он вновь заговорил, голос его звучал гораздо спокойнее:

— Я твой муж, Грейс. Мой долг защищать тебя и наших детей. Но я не исполнил этот долг, так же как потерял Элеанор. Если тебе нужно обвинять кого-нибудь за испытываемую сейчас боль, если желаешь корить кого-то за потерю нашего ребёнка, тогда обвиняй меня. Обрати свою ненависть с себя на меня. Но, ради Бога, прекрати измываться над собой!

Грейс лишь смотрела сквозь него невидящим взглядом.

Потерпев поражение, Кристиан отпустил её и, отвернувшись, направился к замку, не в силах больше терпеть страдания. Достигнув двери, он заметил, что на него смотрит Дейдре. Он не заговорил с ней, только, проходя мимо, мельком бросил на неё взгляд.

— Вы хорошо поступили, — произнесла она, заведя короткий разговор с ним уже в дверях. — Теперь-то она думать начнёт.

Кристиан глубоко и медленно вздохнул:

— Что в этом хорошего, Дейдре?

Дейдре улыбнулась ему, взяла за руку и повела в замок:

— Подождите и увидите, милорд. Подождите и увидите.

Как-то два дня спустя утром Грейс сидела у окна спальни и удивлялась, почему внизу во дворе никого нет. В этот час, когда обычно в поместье вовсю суетился народ, занимаясь повседневными делами, ещё не появился ни один человек. Куда бы она ни бросила взгляд — на конюшни, на простирающиеся широкие поля — всё вымерло. Куда же все подевались?

Она встала, прошла через комнату и, приоткрыв дверь, выглянула в коридор. Была среда, когда они всегда снимают простыни с кроватей для стирки и выбивают ковры, но поблизости не наблюдалось ни Флоры, ни Дейдре. Грейс вдруг поняла, что не видит и Лизу. Сегодня утром та не принесла Грейс на завтрак чай с овсяными лепешками.

Легкое беспокойство зашевелилось в душе. Грейс тихо выскользнула в коридор и стала медленно спускаться по ступеням. На секунду она прислушалась, не раздастся ли снизу какой шум. Тишина. Из кухни не доносилось ни громыхания, ни приглушённых голосов. Ничего. Она спустилась уже до середины лестницы, но всё ещё ничего не слышала, кроме тишины.

Сойдя на последнюю ступеньку, Грейс оглядела просторный пустой холл и поняла: должно быть, происходит что-то весьма нехорошее. Как могло множество людей исчезнуть так, что она и не заметила? Почти также, будто она гуляла во сне.

Идя к лестнице, ведущей к комнатам слуг, Грейс померещилось, что она слышит какой-то звук, слабый плач, который, кажется, доносился со стороны кухни. Она заглянула в дверной проём и снова услышала тот же звук, теперь уже громче. Заинтересовавшись, она ступила в помещение, которое, по своему обыкновению, встретило гостеприимным теплом, запах выпечки витал, там, где посреди стола всегда стояла в ожидании корзина с овсяными лепешками, а над очагом вечно кипел чайник. Но на сей раз не было ни чайника, ни огня в очаге. Всю утварь до последней тарелки и чашки убрали в шкаф.

Снова раздался плач, и Грейс повернулась туда, где на своем месте у очага стояла люлька. Она почувствовала, как у неё вдруг стеснило грудь и задрожали колени. Грейс осторожно подошла, заглянула внутрь: там на спине лежал маленький Йен Маклин, вытягиваясь и суча крошечными ножками и ручками.

Почуяв её присутствие, он издал вопль.

Грейс оглядела кухню, удивляясь, чего ради младенца оставили без присмотра.

— Дейдре? — позвала она, но в ответ — ни звука. «Что, если он голоден, — подумала она. — Что, если ему нужно сменить пелёнку?»

Грейс оставила кухню и вышла во двор поискать хоть кого-нибудь, кто смог бы ей объяснить, что происходит. Позади в кухне плач Йена всё усиливался.

— Дейдре! — позвала она. — Шонак!

На её призывы никто не откликнулся. За спиной у неё Йен заходился в плаче, доходя уже до визга.