Мэри Бэлоу: Семейное Рождество

— Ты знаешь, — сказала она, — сегодня был самый счастливый день в моей жизни — видеть, как ты улыбаешься и смеешься, видеть, что ты держишь Джереми, получить твой поцелуй под омелой, и…

Она резко умолкла и вновь прикусила губу. Эдвин повернул голову и поцеловал ее ладонь в перчатке.

— Я научу тебя получать удовольствия от того, что происходит на нашем брачном ложе, Элизабет, — сказал он. — Я обещаю. Только дай мне время. Я должен узнать, что тебе нравится.

— Ты доставил мне удовольствие. — Она отвела руку от его щеки, чтобы обнять его за плечи. Она внимательно всматривалась в его лицо. — Ты доставил мне удовольствие, Эдвин. Я думала, что умру от удовольствия. Но я не показала этого, не так ли? Возможно, мне следовало это сделать. Мама сказала мне перед нашей свадьбой, что я всегда должна лежать неподвижно и молиться, чтобы это поскорее закончилось. Но сегодня вечером я не хотела этого. Я молилась, чтобы это никогда не кончалось. Ты доставил мне удовольствие Эдвин. И еще какое!

Он довольно рассмеялся, схватил ее в объятия и крепко прижал к себе, а затем громко рассмеялся, и она присоединилась к нему.

— Я должна сказать тебе, — поведала она, — что поговорила с мамой и просила ее с отцом покинуть Уайлдвуд после Рождества. Даже если я останусь здесь одна с Джереми, я буду более счастлива без влияния матери. Я хочу быть твоей женой, даже если буду видеть тебя только раз в год.

Он еще крепче прижал ее к себе.

— Милая моя, — сказал он. — Любовь моя, я не позволю тебе исчезнуть из поля моего зрения больше чем на день, и тот будет слишком длинным для меня.

Она откинула голову и улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, а затем наклонился и поцеловал ее. На сей раз не было никаких зрителей, как это было в гостиной перед чаем, и не было никакого беспокойства или неуверенности, как было в спальне. На этот раз была лишь любовь, которую можно было разделить открыто и радостно. И знание, что даже после Рождества их ждет совместное будущее, будущее, которое подарит новый год, новую весну и новую надежду.

Когда он поднял голову, они вновь улыбались друг другу. Дом — их дом, дом который его отец приобрел для него, действительно прекрасный дом — стоял позади нее на вершине заснеженной лужайки. Мысленно он мог видеть грубо вырезанную рождественскую сцену позади темных окон гостиной. И он точно знал, за каким окном в тепле и безопасности в своей кроватке спал Джереми. Их сын.

Небо над ними было залито лунным и звездным светом, а рождественская звезда мягко светила прямо над их головами — или так только казалось.

— Должно быть, уже перевалило за полночь, — сказал он, его руки покоились на ее талии, а ее руки обвивали его за шею. — Счастливого Рождества, милая.

— Счастливого Рождества, Эдвин, — сказала она.

— Не знаю, как ты, — сообщил он, усмехаясь, — но я чертовски замерз. Чья была идея идти на улицу?

Она улыбнулась в ответ сияющей улыбкой, которая осветила ее красоту.

— Это была самая замечательная идея в мире, — сказала она. — Я увидела рождественских ангелов и рождественскую звезду и впустила всю любовь и радость Рождества в мое сердце и в мою жизнь. Но я определенно замерзла, — признала она.

— Тогда, пожалуй, нам следует вернуться в постель, — сказал он, — и посмотреть сможем ли мы согреть друг друга.

Даже в лунном свете он знал, что она покраснела. Но она не переставала улыбаться и вглядываться в его глаза.

— Да, — сказала она. — О да, Эдвин. Давай так и поступим.

Рождественская звезда проливала свой сияющий свет на Уайлдвуд еще долго после того, как они вошли в дом и согрели друг друга, занимаясь любовью, и заснули, не размыкая объятий, под смятыми простынями.

«Ковентрийский гимн», названный в честь английского города Ковентри, где в XVI веке стригали и портные в стихотворной форме изложили евангельский сюжет об избиении царем Иудеи Иродом Великим всех младенцев в Вифлееме и его окрестностях. — Прим. пер.