Ханна Хауэлл - Горец-защитник

— Нет, ни с кем я не путался. А случись такое, Бега бы уже знала. Может, монахиня хочет, чтобы я помог найти людей, желающих взять к себе детей. Проведи ее сюда, Макбин, да принеси нам чего-нибудь поесть и выпить.

Как только Макбин с ворчанием удалился, Саймон согнал с колен кота и поднялся из кресла. Покашливание Макбина заставило его обернуться.

— Сэр Саймон Иннез? — спросила монашка.

— Да, — ответил он, кланяясь. — Чем могу служить, сестра?

— Мне нужна ваша помощь. Я должна узнать правду.

Саймон посмотрел на детей, цеплявшихся за юбку монашки. Виду них был голодный, а одежда давно превратилась в лохмотья. Их лица были ему не знакомы.

— Вы ищете родственников этих детей?

— Нет. Они уже сказали мне, что у них никого нет, кроме одного человека, которому следовало бы заботиться о них, но именно он выгнал их из дому. Когда-нибудь я постараюсь, чтобы он получил за это сполна, но сейчас помощь нужна мне самой, ибо я в беде, как и моя семья.

— Но кто же вы?

— Мое имя Илзбет Армстронг. Я дочь сэра Кормака Армстронга из Эйгбаллы и Элспет Мюррей.

Первой связной мыслью Саймона было то, как он рад, что эта девушка не монахиня. Впрочем, какая разница, если она с ног до головы в монашеском облачении, поэтому он выбросил эту мысль из головы. Это оказалось делом не столь легким, как должно бы, потому что он успел заглянуть в ее огромные ярко-синие глаза. Ее глазами смотрела сама невинность; но он не знал, можно ли доверять этой невинности. В выражении ее лица ясно читались и испуг, и решимость.

— Кажется, я как раз читал про вас, — сообщил он и показал ей письмо от короля.

Легко было узнать королевскую печать.

На какой-то миг он испугался, что она сейчас упадет без чувств, поскольку ее лицо внезапно лишилось красок. Саймон сделал шаг к ней и застыл в нерешительности. Она не покачнулась, но, напротив, решительно расправила плечи и вздернула подбородок. Румянец постепенно вернулся на ее нежные щеки, а прекрасные глаза гневно сверкнули. Но что было причиной ее злости? То, что ее оболгали, или тот факт, что он уже предупрежден о ее злодеянии? В том, что касалось женщин, Саймону всегда хотелось верить собственным суждениям. Однажды он доверился чужим рекомендациям и жестоко за это поплатился. Теперь, чтобы завоевать его доверие, требовалось гораздо больше, чем пара прекрасных глаз или полных, соблазнительных губ.

— Это ваши дети? — поинтересовался он, кивнув в сторону малышей.

Впрочем, подумал он, она слишком молода, чтобы быть матерью мальчика.

— Теперь — да, — ответила она. — Рейд и Элен. Вы желаете выслушать мою историю или сразу потащите к королю?

Так и следовало бы поступить, подумал Саймон. По-хорошему, ее нужно было бы надежно запереть в тюремной камере, пока он будет расследовать дело. Но здравый смысл подсказывал, что сначала он должен выслушать ее историю, а уж потом сажать под замок. Чутье подсказывало, что она лишь пешка в чьей-то смертельной игре. Будь на ее месте мужчина, Саймон обязательно доверился бы интуиции. Впрочем, этих соображений было вполне достаточно, чтобы усомниться, стоит ли отдавать ее людям короля, которые наверняка обойдутся с ней жестоко. После череды предательств король, вероятно, пожелает ее смерти, и она не доживет до того момента, когда будет доказана ее невиновность. Мало того, что он даром потратит время на расследование, так еще и допустит напрасную казнь.

— Садитесь, — сказал Саймон. — Я выслушаю все, что вы сочтете нужным мне сообщить, и уж тогда решу.

Илзбет рассматривала мужчину, в доме которого оказалась по воле судьбы. Он был высок, шести футов или даже выше ростом, и худой, даже слишком худой. Но в его физической силе этого стройного тела она ни на миг не усомнилась. У него было такое лицо, что сразу становилось ясно — пощады не жди. Резкие черты от высоких скул до твердой линии подбородка. Даже нос срезан под острым углом, слишком крупный для лица. Густые черные волосы, стянутые в хвост, похоже, были слишком длинными. Прямые черные брови и длинные темные ресницы нисколько не смягчали холодную сталь серых глаз. Единственная мягкая линия в лице прослеживалась в некоторой полноте нижней губы. И уж конечно, никакого намека на мягкость не было в его низком голосе и ледяном тоне.

Было в этом человеке нечто такое, отчего кровь забурлила в жилах Илзбет. Она начала подозревать, что мать и кузины не были уж такими странными, когда рассказывали, как чувствовали себя, когда встретили предназначенного им мужчину, как колотились их сердца и кипела кровь. Илзбет была готова мурлыкать от удовольствия, разглядывая этого сурового мужчину, от которого теперь зависела ее жизнь.