Кэндис Кэмп: Узы любви

Целый день она притворялась сильно напуганной взрывом.

— Сумасшедшие! — Заявила она Анжеле. — Полные идиоты! Круглые дураки! Их все еще не поймали? Нас всех могут умертвить прямо в постелях, а власти только руками разведут! Я знаю, что не смогу сомкнуть глаз, пока их не поймают. И я полагаю, мне следует поскорее покинуть Нью-Йорк и возвратиться в Бостон, где, конечно, безопаснее.

Кетрин сыграла свою роль настолько искусно, что заставила свою впечатлительную кузину призадумать не стоит ли ей переехать в летнее поместье на Гудзоне хотя сезон в Нью-Йорке был еще в полном разгаре. Кетрин не стала отговаривать ее: если Анжелы не будет в Нью-Йорке, то не будет и опасности разоблачения, когда вдруг отец пришлет ей письмо в Нью-Йорк, в то время как здесь все уже будут думать, что Кетрин давно в Бостоне. Ведь на самом деле Кетрин лишь прикидывалась, что хочет вернуться домой, истинным ее намерением было отвезти Мэттью на Юг. Но как им выбраться из Нью-Йорка?

Дни шли, у нее появилась еще одна проблема: как удержать Мэттью от поспешных решений? Его силы вскоре полностью восстановились, у него был сильный организм. Бог наградил его отменным здоровьем, и, выздоровев, Хэмптон на стену лез от нетерпения и скуки. Кетрин давала ему книги, но чтение мало привлекало его. Вынужденный покой и затворничество и напоминания Кетрин о сломанных ребрах приводили его в мрачное настроение.

— Кетрин, — прошептал он однажды вечером, после того как она разделась и накинула на себя ночную сорочку.

— Шшш, — пожурила она и подошла к нему ближе. — Тише! Что?

— Я уйду завтра.

— Не глупи! Далеко ли ты сможешь уйти? Ты же сам должен понимать, что твои сломанные ребра не позволят тебе ехать верхом на лошади, а за железнодорожным вокзалом наверняка ведется наблюдение.

— Все же это лучше, чем умереть здесь от голода!

— Как ты несправедлив к нам с Педжин! Мы приносим тебе достаточно много еды!

— Вас скоро поймают на этом! Кетрин, неужо до тебя не доходит, что чем дольше я остаюсь здесь, тем больше вероятность разоблачения?

Кетрин вздохнула:

— Ты прав.

Она задумчиво посмотрела на Хэмптона.

Сдается мне, борода у тебя уже достаточно отросла, и мы можем уехать послезавтра.

— Мы? — повторил он удивленно.

— Разумеется!

— Ты не поедешь!

— Поеду!

Их упрямые взгляды скрестились. Кетрин сказала:

— Будь разумен хоть раз в жизни, Мэттью! Тебе не обойтись без моей помощи, и ты это прекрасно понимаешь! Не за тем я тебя выхаживала, чтобы ты оказался на виселице! Кроме того, я придумала одну уловку, и чтобы она удалась, ты должен согласиться с тем, что я поеду с тобой.

— Что за уловка? — спросил он.

— Я как-то раз, посмотрев на твою забинтованную голову, подумала, что ведь можно забинтовать ее совершенно, даже глаза, и ты превратишься в бедного слепого солдата, а я в твою верную жену, которая, забрав из госпиталя, везет тебя домой.

— Нет, Кетрин!

— Почему?

— Это опасно! Могут потребовать опознания или документы о демобилизации.

— Да кто пристанет к слепому? А если кто и пристанет, то я, поверь, сумею расплакаться очень горько и тем самым приведу их в смущение, они будут рады любому нашему объяснению, лишь бы поскорей отделаться нас.

— Возможно, они захотят поискать капитана третьего ранга и среди слепых!

— Да, капитана третьего ранга, но не армейского рядового.

— Где же ты думаешь достать форму рядового?

Она улыбнулась: он уже был согласен!

— Здесь, в Нью-Йорке, у Педжин есть кузены, и один из них рядовой. Вернее, был рядовым. Ему подстрелили ногу, и теперь он дома. Он хочет продать свою старую форму.

Хэмптон тихо выругался.

— Ладно, девушка, твоя взяла, черт возьми! Тогда, может быть, ты скажешь мне также, куда мы отправимся?

— Вот этого я сказать не могу, — неуверенно произнесла Кетрин. — Я собиралась тебя спросить об этом.

— Я нахожу твое намерение удивительным!

— О, Мэттью, пожалуйста, не сердись! — на ее глазах появились слезы.

Хэмптон нежно притронулся к ее лицу.

— Прости меня, Кетрин, ты замечательная девушка. Ты такая храбрая и находчивая! Ты все делаешь, чтобы спасти меня, а я рычу на тебя, как медведь! Но я чувствую себя таким беспомощным, лежа здесь в твоей комнате целый день, что отвратителен сам себе, и я ненавижу себя еще и за то, что подвергаю тебя опасности, — он поцеловал ей руку. — Мы поедем в Филадельфию. Там есть у меня один знакомый предприниматель, торговавший с Югом и в войну. Думаю, я смогу отплыть на одном из его судов.