Кэндис Кэмп: Узы любви

И вдруг он почувствовал себя смущенным, спросив:

— А ты?

— Я безумно люблю тебя, Мэттью, — прошептала она и поцеловала его в плечо. — Ради тебя я готова на все. Мне так жаль, что я была в прошлом так глупа и упряма, что отказывала тебе.

— Нет, это я был грубой и жестокой скотиной, потому что силой брал тебя, — он слегка улыбнулся. — Мне не следовало действовать слишком поспешно, как сказал бы мой брат Шелби. Но мне так не терпелось овладеть тобой! Ты сводила меня с ума от желания! Да и сейчас тоже. Этот чистый аромат лепестков роз, исходивший от тебя… твои волосы… эти неистовые золотистые глаза… ты догадываешься о том, какой у тебя чувственный и соблазнительный рот? Он так и просит, чтобы его поцеловали.

И Хэмптон сопроводил свои слова поцелуем, крепко охватив ее губы своим ртом. Когда же он отпустил ее, Кетрин произнесла дрожащим от страсти голосом:

— Нет, Мэттью, нет! В доме уже проснулись, нас могут услышать, да и Педжин скоро принесет нам завтрак.

— Ты отказываешь мне? — он шутливо нахмурился.

— Нет, Мэттью, нет! — она принялась осыпать его лицо и шею поцелуями, пока теперь уж ему не пришлось остановить ее.

— О, девушка, — сказал он прерывистым голосом, — когда мы отчалим, то я запру дверь нашей каюты и посвящу себя только лишь одному занятию, я буду любить и любить тебя, и нам не нужно будет стараться вести себя тихо, как мышки. Я сделаю так, чтобы ты громко стонала, выла, скулила и визжала от страсти. Но пока что ты права, не время нам забываться! Поэтому выбирайся-ка из постели и одевайся, пока я не забыл обо всем на свете и не овладел тобой прямо на глазах вносящей завтрак Педжин.

— Есть, сэр! — она шутливо отдала честь и выпрыгнула из постели.

Мэттью наблюдал, как она одевается, с легкою улыбкой на губах. Она немного была смущена его далеко не безразличным взглядом, но все же не отвернулась, потому что ей было приятно. Теперь она гордилась тем, что может возбуждать его.

С головы до пят Мэттью был переполнен новыми ощущениями. Он боялся неосмотрительно сделать что-то не так и разрушить то хрупкое чувство, что так сблизило их. Любое неосторожное слово или действие могло свести все на нет. Он совершенно не знал, как ему сохранить и укрепить новые ростки их любви. Именно поэтому Мэттью чувствовал себя сильным и могущественным и одновременно слабым и связанным по рукам и ногам. Это мешало ему четко и ясно мыслить и заставляло брать Кетрин с собою в дорогу, хотя безопаснее для нее было бы остаться. Он корил себя за то, что подвергает ее опасности, хоть и план ее был весьма разумен. Какая громадная ответственность лежала теперь на его плечах — защищать ее, думать о ней каждый миг, обуздывать себя, укрощать свой нрав и темперамент и ограничивать свои эгоистические чувства.

— Кетрин, — произнес он шепотом, и она поспешила к нему. — Я люблю тебя! Доверяй мне! Верь мне! Даже если я по неразумению сделаю что-либо глупое или грубое, пожалуйста, не отворачивайся от меня!

— Мэттью, — в горле у нее вдруг встал комок, и слезы заблестели на ее глазах.

Кетрин взяла его за руки и крепко их сжала. Их молчаливое общение взглядами было прервано приходом Педжин, вошедшей в комнату с горячим завтраком на подносе. Оба они обнаружили, что страшно голодны.

После завтрака Кетрин спустилась вниз уведомить Анжелу о своем решении завтра же уехать в Бостон, поскольку она не в состоянии глаз сомкнуть из страха, что их всех попереубивают в их собственных постетелях. Анжела разволновалась, потому что тоже не захотела оставаться в Нью-Йорке одна в доме и решила уехать подальше от этого опасного города в свое летнее поместье на Гудзоне. Дом загудел от сборов и приготовлений к поспешному отъезду и гости, и хозяйки дома.

Кетрин написала отцу письмо и отдала его Педжин вместе с приличной суммой денег.

— Обещай мне, что ты поедешь домой и отдашь письмо папе по истечении двух недель, не раньше.

— О да, мэм, не беспокойтесь, — уверенно ответила горничная.

Педжин упаковала вещи хозяйки и свои чемоданы, а затем взяла свой поношенный саквояж и положила туда платье Кетрин и разную другую необходимую для путешествия мелочь. С этим саквояжем Кетрин должна была отправиться в Филадельфию. Кетрин добавила к собранным горничной вещам тонкую ночную сорочку, подарок Мэттью. «Когда мы выйдем в море, — сказала она себе, — я ее надену».

Прислуга в доме легла рано после хлопотливого и суетного дня. Кетрин с трудом сохраняла спокойствие, когда Педжин расчесывала ее густые волосы. Она понимала, что из-за сильного нервного возбуждения не сможет этой ночью заснуть. Завтра они отправятся, не исключено, навстречу своей смерти. И вся ответственность будет на ней, потому что Мэттью окажется слеп и беспомощен из-за повязки на глазах! До сих пор она не осознавала в полной мере, насколько все будет зависеть от нее.