— Получишь все, когда вырастешь, — заметила Зошина.
Теона только рассмеялась:
— Ну и что получила ты? Да на твоем «первом балу» тебе пришлось танцевать с самыми дряхлыми и невыносимо скучными вельможами во всем герцогстве. А с тех пор мама и вообще не заботится о твоих развлечениях. Не велика радость сидеть в гостиной, где она принимает жен советников, и слушать их разговоры о благотворительности или еще о чем-нибудь столь же нудном. Умереть можно от скуки!
Зошина вынуждена была признать, что действительно эти приемы не слишком украшали и разнообразили ее жизнь.
Однако она давно привыкла терпеливо выслушивать чопорную, церемонную и лишенную смысла беседу, которую только и допускал дворцовый этикет.
— Последнее время погода стоит холодная, — обычно, согласно протоколу, начинала разговор мать.
— О да, ваше королевское высочество.
— Я часто говорю эрцгерцогу, что направление ветров в это время года крайне изменчиво.
— Так оно и есть, ваше королевское высочество.
— Все мы облегченно вздохнем с наступлением теплой погоды.
— О, мы только этого и ждем, ваше королевское высочество.
Зошина их не слушала. Мысленно она уносилась в мир своих фантазий, где люди разговаривали об интересных вещах и блистали остроумием.
Мысленно ей даже случалось взбираться на Олимп и там среди древнегреческих богов и богинь размышлять над вечными вопросами, ответы на которые человечество искало веками.
Эрцгерцогиня пришла бы в ужас, узнав, насколько хорошо осведомлена ее старшая дочь о жизни греческих богов и их поведении, весьма далеком от дворцового этикета.
Не меньше удивилась бы она и доведись ей узнать, что Зошина неплохо изучила французских авторов, благодаря которым получила представление о литературных течениях во французской литературе периода Второй империи.
Дворцовую библиотеку начал собирать еще прадед Зошины. Библиотека почиталась одним из сокровищ Лютцельштайна, и поэтому нынешнему правителю, эрцгерцогу Фердинанду, приличествовало поддерживать ее в надлежащем состоянии, чему способствовали средства, к счастью, ежегодно выделяемые парламентом на ее содержание.
В добавление к тысячам уже накопленных книг приобретались и новые, а принцессе Зошине легко удавалось убедить пожилого библиотекаря включать в список книг, которые он заказывал, и те, которые особенно хотелось бы прочитать ей.
— Я не уверен, что ее королевское высочество одобрила бы ваш выбор, — пытался иногда возражать он, когда Зошина упрашивала его заказать книги какого-нибудь писателя, чья несколько сомнительная слава достигла даже пределов Лютцельштайна.
— Вам нечего опасаться, сударь, — успокаивала его девушка. — У мамы нет времени для чтения, поэтому она вряд ли когда-нибудь раскритикует новые поступления в библиотеку.
При этих словах она улыбалась, смотритель библиотеки улыбался в ответ и соглашался на все, о чем просила его прелестная принцесса.
Зошина наконец добралась до зала и поспешила к двери отцовского кабинета.
Эта величественная комната внушала трепет. Стены, отделанные темными деревянными панелями, на окнах тяжелые бархатные шторы с бахромой, массивная старомодная мебель.
Все четыре принцессы от души ненавидели эту комнату, поскольку именно здесь отец читал им нотации, порицал за их проступки, и здесь они, трепеща от страха, ждали, когда в приступе ярости он обрушится на них с гневными выкриками:
— Прочь с моих глаз! Все! С меня довольно! Один Бог знает, почему мне суждено терпеть этих глупых, капризных женщин. Почему не суждено мне было стать отцом смышленого умницы сына!
После этой кульминации они с несказанным облегчением убегали из кабинета, хотя сердца еще долго колотились у них в груди, а губы пересыхали от ужаса.
Почему-то нигде во дворце девочки не чувствовали себя в безопасности, кроме, пожалуй, своей классной комнаты.
«И чем это я могла рассердить папу?» — гадала Зошина.
При этом незаметно для себя самой она непроизвольным движением слегка вскинула свою хорошенькую головку, открыла дверь и вошла в кабинет.
Как и ожидала Зошина, отец сидел у камина в своем любимом кресле с высокой спинкой.
Летом камин не топили. Зошина часто удивлялась, почему в этой комнате никогда не было цветов, хотя бы для того, чтобы замаскировать ими зияющий черный зев камина, который придавал еще больше мрачности и без того угрюмой обстановке кабинета.
Эрцгерцог сидел, положив на специальную скамеечку перед креслом изуродованную подагрой, забинтованную левую ногу, и у Зошины слегка екнуло сердце, таким суровым и грозным показался ей отец.
Читать дальше