Барбара Картленд: Мелодия сердца

Лакей ухмыльнулся и наверняка подумал: граф не промах не только насчет лошадей.

— Сейчас, мисс.

Лакей вошел в дом. Илуке показалось, прошла целая вечность. Она уже испугалась, что лакей не нашел графа, но тут увидела его широкоплечий силуэт, возникший в дверном проеме, и задержала дыхание. Лакей указал направление, где она стояла.

Не спеша и всем своим видом показывая ей, что она поступила неприлично, послав за ним лакея, — он пересек газон и направился к ней.

— Илука? — произнес он ее имя, будто не сомневался, что увидит именно ее.

— Я… я должна была попросить вас выйти, — сказала она. — Мне нужна ваша помощь… очень!

Графу не было необходимости разглядывать ее лицо в свете китайских фонариков, ее состояние было понятно по голосу.

— Давайте-ка отойдем подальше от дома, и вы мне расскажете, что вас беспокоит.

Граф хорошо знал сад, и они подошли к высокой стене, окружавшей Девоншир-Хаус.

Среди лилий и кустов жасмина стояла беседка, на деревянном сиденье лежали атласные подушки.

В беседке горели фонарики, как на корабле, со свечой внутри, отчего атмосфера была очень интимной.

Илука села на скамейку, граф — рядом, как обычно немного боком.

— Итак, что вас тревожит? — спросил он.

— Лорд… Марлоу! Он только что появился… Я видела его… И так испугалась, что, он меня узнает…

Граф нахмурился и сказал, точно самому себе:

— Никак не думал, что граф может оказаться в Девоншир-Хаусе.

— Он здесь! Пожалуйста, скажите, что мне делать. Может быть, посидеть в саду, пока мама не соберется уезжать?

— Это наверняка вызовет лишние разговоры, — сказал граф, — и все подумают, что вы не одна.

— Тогда… что мне делать? — спросила Илука. — Ведь это может быть… не единственный бал, на котором я с ним столкнусь?

— Да уж; конечно, чистое невезение, что он появился сегодня вечером, — покачан головой граф.

— Ну не сегодня, так в другой раз… — в отчаянии проговорила Илука. — Может, мне лучше все рассказать маме?.. Но они с отчимом придут в ужас.

— Вы должны были понимать, что такое вполне вероятно.

— Теперь я знаю, что наделала, но тогда… Мне и в голову не приходило, что я смогу встретить где-то еще ваших гостей.

Повисло молчание. Илука подумала: значит, граф не собирается ей помогать. Она подняла на него глаза, полные слез.

— Мне так стыдно… Так стыдно за собственную глупость! Вы презираете меня… Но пожалуйста, скажите… что мне делать… Мне некого больше спросить.

Выражение лица графа, обращенного к ней, было очень мрачным.

Она решила: он презирает ее еще больше, чем раньше, и слезы потоком полились по щекам.

— Вы говорите, я презираю вас, — медленно сказал граф. — А как бы вы хотели, чтобы я относился к вам?

Илука настолько смутилась, что сказала правду:

— Я хотела бы, чтобы вы меня обожали и думали, что я… умная и что я вам… нравлюсь.

Перед последним словом пауза затянулась, и оно обрело другой смысл — любите.

Она задыхалась от слез и засуетилась в поисках платка, но Лэвенхэм обнял ее и привлек к себе:

— Ну конечно, вам нужен кто-то, кто мог бы за вами присмотреть. Илука уткнулась ему в плечо.

— Нет никого, кто мне поможет… кроме вас, — рыдала она. — Я не могла бы выйти замуж ни за одного из этих глупых молодых людей.

— А почему вы не могли бы выйти замуж за одного из них?

Он обнимал ее, она плакала, уткнувшись ему в плечо, и чувствовала себя так удобно, что отвечала начистоту:

— Я не люблю их, как могла бы…

Она осеклась, сообразив, что чуть не выдала себя.

— Что вы собирались сказать? — переспросил граф.

— Ничего… Это… не важно.

— А я думаю, важно, — ответил он. — Если вы снова мне солжете, Илука, я очень рассержусь.

— Нет, пожалуйста, не сердитесь… я не вынесу этого.

Она подняла к нему лицо, и в свете фонаря он видел ее мокрые глаза, слезы на щеках, дрожащие губы.

Он долго смотрел на нее.

А потом, когда она замолчала, всем видом умоляя не сердиться, он еще тесней прижал ее к себе и поцеловал.

Это было то, чего она так жаждала и о чем молилась после их первого сладостного поцелуя.

Ее сердце подпрыгнуло, внутри все затрепетало, и ее дрожь передалась ему, она чувствовала это.

А он прижимал ее все крепче и крепче, целовал сильнее, настойчивее, смелее. Потом она услышала музыку, она исходила из ее собственного сердца, это пела ее любовь.

Она подумала: если бы в этот миг умереть — ну и пусть, не важно, она уже на пороге рая.

И снова Илука ощутила, как возносится на вершину Вселенной, туда, где нет ничего, кроме любви.