Наталия Вронская - Девичьи грезы

— Не понимаю я тебя, Луша.

— Да и я, порой, сама себя не понимаю. Иной раз только сердце защемит, как о прошлом подумаю. Как мы при Екатерине Алексеевне живали, покойнице-императрице… Да и Петербург… Не охотница я, ты знаешь, до поездок, гостей и балов. Если бы не дочери, ни за что бы не приехала!

— Оставим это… Тоски ты нагнала, право слово! Ты еще о тех платьях пожалей, что мы тогда носили.

— И о них пожалею! Нынче совсем не то! А уж тут в столице просто срам какой-то, а не туалеты… — Лукерья Антоновна оглядела дочерей и невольно нахмурилась.

Она представила себе купленные бальные платья для Александры и Ксении и подумала, что сама бы такое надеть никогда бы не решилась, даже если бы была помоложе. Ей привычнее были скромные фижмы, не в пример нынешним тогам. Простого фасона платья из кисеи, шелка, легчайшего газа, батиста с вышивкой и без уж слишком откровенно обрисовывали женские фигуры, почти до прозрачности. Припоминая то количество нижних юбок, что она некогда нашивала, Лукерья Антоновна только молча сокрушалась, сетуя на переменчивость моды и нравов в обществе. Радовало ее только то, что самой ей позволено было носить тяжелый и темный вышитый шелк.

— Во сколько обычно едут на бал, тетушка? — тем временем продолжала разговор Ксения.

— Ну, обычно к десяти вечера. После театра. При Екатерине Алексеевне балы начинались гораздо раньше. В восемь или даже в шесть часов пополудни. Теперь совсем не то, — ответила Прасковья Антоновна.

— А во сколько же бал оканчивается? — спросила Саша.

— Ну, это по-разному. Обычно гости разъезжаются под утро.

— На балах только танцы бывают? — Ксения тронула тетушку за руку, привлекая к себе ее внимание.

— Бывает, что только танцы. А бывает, что бал заканчивают ужином. У графини будет ужин. Но на ужин приглашают не всех.

— А нас пригласили?

— Да, Ксения, нас пригласили.

— Вот страшно-то!

Прасковья Антоновна посмотрела на племянниц и решила, что все-таки Александра привлекательнее своей сестры. Старшая вернее будет иметь успех, чем младшая. В ней есть и утонченность, и доброта (но не простота!), и что-то такое неуловимо-притягательное, чему она затруднялась подобрать точное определение. Ее собственная дочь Анна была, пожалуй, красивее Александры. Но Прасковья Антоновна не могла не отдавать себе отчета, что крутой нрав Анны не украшал ее дочь. В то время, как спокойное достоинство племянницы, пожалуй, было привлекательнее. Ксения же несколько простовата, поэтому тетка считала, что ей труднее будет составить хорошую партию в столице. Но, может, оно и к лучшему! Пару надо искать себе подстать, чтобы жизнь счастливо сложилась.

Тем временем за разговорами они подкатили к дому. Наутро, как и было обещано, начались визиты. Все петербургские сплетни, все новости, все слухи — все ошеломило наших провинциалок. Ксения с удовольствием слушала, говорила, впитывала каждое слово и наслаждалась происходящим. Лукерья Антоновна чувствовала утомление и думала про себя, что бывала права, когда пренебрегала светскими визитами. Александра спокойно выслушивала все, что ей хотели сказать, вежливо и участливо кивала, отвечала на вопросы, но, казалось, сама не интересовалась ничем. Ей было просто скучно выслушивать праздные разговоры. Но по природной вежливости своей она не смела высказать этого вслух и потому всем казалось, что она вполне довольна, хотя и несколько холодна.

— Кокетка… — бросила Анна матушке, кивая на Сашу.

Прасковья Антоновна улыбнулась, и ничего не ответила.

— Какая жеманница, — шепнула Анне ее ближайшая подруга Додо Мещерина.

— Да! — радостно согласилась Анна.

Додо знала, как польстить приятельнице. Вот наконец настал и день бала. Поднялась страшная суматоха, суета. Прислуга бегала по всему дому, не успевая одеть всех барышень и барынь. И вот, наконец, девушки, все одетые в белые платья с короткими рукавами, различаясь только атласными лентами и цветами в волосах, тут же были укутаны в шали и препровождены к своим матушкам.

Анна грациозно прошлась перед кузинами, которые с искренним восхищением взирали на ее наряд, подобранный с таким умением и вкусом. Каждый ее шаг, каждый жест были прекрасны и искусно подчеркнуты нарядом.

Матушки, в темных шелковых платьях и шалях, уже были готовы. Голова Прасковьи Антоновны была к тому же еще украшена тюрбаном, расшитым шелком.

Наконец, дамы вышли к давно поджидавшему их Викентию Дмитриевичу и прошли к карете. Роскошный большой экипаж, запряженный четверкой лошадей, едва-едва вместил их всех.