Ирина Мельникова: Антик с гвоздикой

— Белореченск, — пояснил Аркадий, — тут неподалеку бывшее матушкино имение находится. Я эти места с малолетства знаю.

Дорога вновь скользнула вниз, потом вверх. Где-то близко в затененном ивами овраге угадывалось присутствие небольшой речушки или ручья. Горбатый мост, бревна которого так резво пересчитали копыта лошадей, на пригорке покинутое здание немецкой экономии, а дальше совсем ровная, высокая, точно подрезанная гигантскими ножницами стена лип, и тут же справа между темными стволами опять бесконечная водная гладь огромного озера.

— Смотрите, ваша светлость! — выкрикнул Кузьма и вытянул руку в направлении озера. — Вон она, красота-то какая!

Но Григорий уже и сам увидел то, что Екатерина Великая окрестила когда-то «Антиком с гвоздикой». Огромный трехэтажный дом из белого камня с шестью колоннами парадного входа, на которых покоился изящный треугольный фронтон. Высокое крыльцо, двумя маршами сбегающее к озеру, украшено фигурами мраморных львов, лежащих в позе сфинксов. Образуя двор, кругом, словно девки в хороводе, расступились липы, а в самом центре его возвышался громадный дуб с привольно раскинувшимися ветвями, прикрывающими дом от посторонних взглядов. В высоких окнах бельэтажа, за которыми угадывались анфилады парадных покоев, играли солнечные лучи, еще выше — антресоль с почти квадратными окнами. Там наверняка находились детские и комнаты для учителей… Справа, неподалеку от дома, на высоком каменном пригорке виднелась легкая и изящная беседка-ротонда, укрытая кустами сирени, о восьми тосканских колоннах, несущих купол, увенчанный шаром.

Григорий перевел дыхание. Что-то давно забытое, почти сказочное всплыло в его памяти при виде этого чуда, затерянного в глуши среди мрачных и диких ельников, многочисленных озер и болот. Но дорога ушла в сторону, и усадьба скрылась за деревьями, лишь сполох солнечного луча, отраженного от окон верхнего этажа, мелькнул напоследок сквозь густые кроны. И это заставило мучительно сжаться сердце, потому что память вновь возвратила князя к самым тяжелым и безрадостным мгновениям его прошлой жизни.

Он снял шляпу и вытер платком вспотевшее лицо.

— Смотри, Григорий, — сказал тихо Аркадий, — похоже, сама хозяйка нас сопровождает.

Князь потянулся к окну и замер в восхищении от представшего перед ним зрелища всадника, вернее, всадницы в мужском костюме. Пригнувшись к шее великолепного арабского скакуна, она мчалась по дороге, идущей вдоль границ имения. Она настолько была поглощена скачкой, что не обращала внимания ни на обоз, ни на крики и свист егерей, ни на лай возбудившихся собак, ни на улюлюканье слуг, высунувшихся из кибиток. Лошадь шла ровно, и всадница держалась в седле как влитая.

То и дело она скрывалась меж песчаных увалов или за деревьями, но тут же возникала снова. Женщина была без шляпки, и ветер развевал густую гриву темных волос.

— Да-а! — протянул Григорий и озадаченно посмотрел на приятеля. — Чистая амазонка! Почище гусара в седле держится!

— Чего уж там! — покачал головой Аркадий и восхищенно произнес: — Не хотел бы я на скачках с ней встретиться. Нет, ты только посмотри, как ее лошадь слушается! Ну, ведьма, право слово, ведьма!

Лошадь с всадницей взлетела тем временем на высокий холм и застыла там как изваяние. И Григорий отметил, что наездница великолепно сложена и, верно, обладает сильным характером, если заставляет повиноваться себе столь гордое и непокорное создание, как чистокровный арабский скакун. Незнакомка тем временем из-под руки оглядела горизонт, долю секунды задержалась взглядом на обозе, а потом, натянув поводья, подняла коня на дыбы и, огрев его плеткой, исчезла почти мгновенно за холмом, еще быстрее, чем появилась перед этим на дороге.

— C'est magnifique! [3]— воскликнул Аркадий и захлопал в ладоши. — Чует мое сердце, князь, скучать рядом с подобной соседкой тебе не придется. Держу пари, кто-то ей сообщил о твоем приезде. Ох уж это женское любопытство и самолюбие! Дождь, слякоть, а она наперегонки с твоей каретой…

— Да графиня здесь завсегда катается. Дождь не дождь, все равно велит лошадь выводить, — остудил его восторг управляющий. — И утром тоже чуть свет выезжает, другой раз только солнце встанет, а она уже на другом конце озера. И чего ей не спится?

— Чего, чего, — рассмеялся Аркадий, — знамо дело чего… — Заметив недовольную гримасу на лице князя, он сбился и замолчал, почувствовав, что его домыслы по поводу ранних прогулок княгини в данном случае неуместны.