Эльза Вернер - Винета

— А ты, Вольдемар? — граф обращался теперь к старшему племяннику тоже на «ты», что раньше говорил только младшему, — не придется ли тебе поплатиться за свою смелость?

— Выдать меня, к счастью, никто не может, не выдавая себя. Твое освобождение, вероятно, будет приписано моей матери, а если даже и возникнут какие-нибудь слухи и предположения, то мы ведь живем на германской территории; здесь граф Моринский не был ни обвинен, ни приговорен, и освобождение его не является преступлением. Нетрудно догадаться, что, несмотря на различие в наших политических убеждениях, я принимал участие в спасении своего дяди, особенно когда все узнают, что он стал моим отцом.

При этих словах по лицу Моринского пробежало нечто такое, что он постарался скрыть. Он тоже давно знал о любви Ванды и Вольдемара, которая ему, как и его сестре, казалась несчастьем, почти преступлением, и боролся против нее всеми средствами, которые были ему доступны. Большую жертву он приносил теперь; но, посмотрев на человека, спасшего его из тюрьмы и рисковавшего ради него жизнью и свободой, он, наклонившись к дочери, тихо произнес:

— Ванда!

Молодая девушка подняла голову; когда она прочитала в глазах отца, чего ему стоило это согласие, в ней вспыхнула вся нежность дочери и все личные желания отошли на задний план.

— Подожди, Вольдемар, — дрожащим голосом произнесла она, — ты видишь, как мой отец страдал и страдает до сих пор! Ты не можешь требовать, чтобы я сейчас же рассталась с ним. Дай мне провести с ним хоть год. Ты избавил его от самого ужасного, но все-таки ему еще предстоит изгнание. Неужели я могу отпустить его одного, больного?

Вольдемар молчал, мрачно глядя в пол. У него не хватало мужества напомнить Ванде слова, которые она произнесла во время их последнего свидания, но, тем не менее, в нем возмутился весь эгоизм его любви; он слишком много сделал для того, чтобы завоевать любимую девушку и не мог перенести отказа в награде. Вдруг вмешалась княгиня.

— Я освобожу тебя от забот об отце, Ванда, — сказала она, — я отправлюсь с ним в изгнание; это для нас обоих не ново, и мы лишь вернемся к нашей прежней жизни.

— Никогда! — вспыхнув, воскликнул Вольдемар, — я не могу допустить, чтобы теперь ты покинула меня, мама. Пропасть, лежавшая между нами, наконец, исчезла; твое место теперь в Вилице, возле твоего сына.

— Нет, Вольдемар, — серьезно ответила княгиня, — ты не принимаешь во внимание того, что я — полька, если думаешь, что я могу теперь оставаться в Вилице, которую ты всеми силами стараешься онемечить. Хотя и поздно, но я всецело отдала тебе свою материнскую любовь и сохраню ее, даже если мы расстанемся; но жить возле тебя и изо дня в день видеть, как ты разрушаешь все, что я созидала с таким трудом, я не могу. Это выше моих сил и снова нарушило бы наш только что заключенный мир. Итак, дай мне уйти, это — самое лучшее для нас обоих. Ванда молода, она любит тебя и сможет преодолеть то, что для нас с Брониславом невозможно. Нам осталось лишь прошлое.

— Ядвига права, — проговорил граф Моринский, — я не могу оставаться, а она не хочет. Брак с твоим отцом не принес ей счастья, Вольдемар, и мне кажется, что Нордек и Моринская вообще не могут быть счастливы. Между вами также лежит та роковая рознь, которая стала столь губительной для твоих родителей: Ванда — дитя своего народа и не может отказаться от него, как и ты от своего. Вступая в этот брак, вы подвергаете себя большому риску; но вы этого хотите, и я больше не противлюсь.

Это была невеселая помолвка; предстоящая разлука с матерью, мрачная покорность отца и его предостережение вносили глубокую печаль в событие, обычно радостное для юных сердец.

— А теперь пойдем, Бронислав, — сказала княгиня, взяв брата под руку, — ты совершенно измучен и должен отдохнуть, иначе будешь не в состоянии продолжать путь. Оставим их одних; они еще не обменялись ни одним словом, а между тем им о многом нужно поговорить.

Они вышли из комнаты. Не успела дверь за ними закрыться, как мрачная тень исчезла, и Вольдемар с бурной нежностью обнял наконец-то завоеванную им невесту.

Теплая, ясная весенняя ночь, простиравшаяся над морем, же начала уступать свое место утру. На небе еще мерцали звезды, но на горизонте уже светлело, и море тихо, точно во сне, колыхалось.

По волнам, прорезая рассеивавшуюся мглу, неслось судно, покинувшее гавань в полночь и спешившее выйти в открытое море. На этом судне находились граф Моринский с дочерью и Вольдемар. Ванда не могла решиться расстаться с отцом сразу же после свидания с ним и настояла на том, чтобы проводить его и побыть с ним как можно дольше. Вольдемар уступил ее настоятельным просьбам. Княгиня оставалась еще в Раковице; освобождение брата, как и предвидел Вольдемар, приписывалось ей, все подозрения и розыски были сосредоточены на ней одной и на ее местопребывании. Отсутствие Ванды прошло незамеченным; кроме того, она должна была через несколько дней вернуться из Альтенгофа в сопровождении своего двоюродного брата.