Галина Евстифеева: Ветер вересковых пустошей

— Я подумаю, Горлунг, — тихо сказал Рагнар.

— Подумай и прими верное решение, у нас нет выхода, Рагнар, — тихо сказала Горлунг, — твой отец пускает по ветру всё наследие конунга Ингельда.

На какое-то мгновение повисла тишина, и Олаф невольно забеспокоился, не увидели ли они его.

— Отец всё так же продолжает? — спросил немного спокойнее Рагнар.

— Рагнар, ты же знаешь своего отца, — в голосе Горлунг сквозил холод и равнодушие, — он навеки останется таким, каков он есть. Безвольным, недалеким, слабым — таков он есть. Это истина, я могу врать соседям, что он продолжает традиции Ингельда и мудро правит, но это ложь. Олаф отвратительный конунг. И я не хочу, чтобы ты был таким, как он.

Олаф выругался про себя. Его жена, в венах у неё течет не кровь, а студеная водица. И Рагнар её во всем поддерживает, как они ему надоели, они оба! И опять этот проклятый Ранхейм, только об этом куске земли думают, будто нет ничего важнее.

Не в силах более слышать холодный голос Горлунг Олаф быстро прошел в общий зал, где молодые рабыни мыли очаг. Увидев возле общего стола маленькую и худенькую фигурку новой рабыни, Олаф быстрым шагом подошел к ней. Девчонка обернулась, испуганно глядя на него большими васильковыми глазами, стараясь проскользнуть мимо него. Но нет, он и так упустил слишком много, и, задрав подол рабыни, Олаф повалил её на стол, на глазах у остальных. Он — хозяин Ранхейма, одного из богатейших конунгств Норэйг, ему можно все!

Олаф увидел Горлунг следующим утром, она как это обычно и было, поморщилась при его появлении, неодобрительно посмотрела на его помятое лицо с давно не стриженной бородой. Но почтительно склонила голову, как это не смешно, но Горлунг всегда подчеркивала его высокое положение, хотя уже давным-давно сама управляла всем в Ранхейме: вершила суд, принимала решения по поводу укреплений, запасов еды, продажи треплей.

От этого Олаф взбесился, ему необходимо было доказать ей, всем вокруг и в первую очередь самому себе, что Олаф Ингельдсон, конунг Ранхейма, еще на что-то способен.

— Я собираюсь пойти в набег в этот солнцеворот, — отрывисто сказал Олаф.

Чужие земли, где не будет её, вот что манило теперь Олафа больше всего на свете. Он с усмешкой вспомнил свой давний поход, когда только и грезил, что о возвращении, да о ложе Горлунг.

— Как тебе будет угодно, но…

— Ты останешься хозяйкой Ранхейма, — перебил её Олаф.

— Благодарю за доверие, муж, — с почтением ответила она.

Горлунг смотрела на мужа с нескрываемым презрением. Набег — очередная блажь, может, через седмицу он остынет, запоем начнет мед пить и забудет об этой идее. Хорошо бы, хотя пусть уезжает, без него только лучше.

— Когда я приду из набега, будем решать вопрос о супружестве Ингельды, — продолжил Олаф.

— Она еще слишком молода, Олаф, — возразила Горлунг.

— Молода, зато поразительно красива, все хирдманны заглядываются на неё, — голос Олафа стал теплее, а взгляд довольным и мечтательным, — волосы у неё словно злато, в кого они такие? Если бы я не был уверен, что в Утгарде у тебя не было милого друга, я бы решил, что она не от меня.

— Ну, твой отец и мой были светловолосыми, — улыбнувшись, ответила Горлунг, — наверное, она в них.

— Зато остальным в тебя, — с упреком сказал Олаф, — вот Дида — другое дело, моя дочь. А в Ингельде слишком много твоего, эти пугающие глаза, когда она смотрит на меня, мне хочется поскорее уйти от её взора.

Горлунг отвернулась, её старшая дочь была поразительно похожа на Суль, и не только внешнее сходство не давало покоя ей, у Ингельды душа была такая же черная, как у прабабки. Где найти ей достойного супруга, что сможет её наклонности обуздать? Да и есть ли такой силы мужчина в мире подлунном?

— Я не виновата в этом. Когда ты брал меня в жены, ты всё обо мне знал, я не скрывала от тебя ничего, — склонив голову, ответила Горлунг.

— Я и не виню тебя в утайке. Но уж больно Ингельда красива, словно сама Фрея, — улыбнувшись, продолжил Олаф, — никого нет краше неё. Заметила, какой она стала, совсем выросла, пора ей разделить ложе с воином.

Эти слова мужа повисли в воздухе и Горлунг почти физически ощутила их тяжесть. «Разделить ложе с воином…» — сказал Олаф, о, боги! Перед её глазами возникла вереница девок Олафа, таких юных, таких красивых. Неужели он настолько погряз в совей распущенности, что…

— Да, мы подберем ей мужа, — нервно и быстро сказала Горлунг, — давай не ждать твоего прихода с набега, может сейчас.