Полина Федорова - Дороже титулов и злата

— Антон Николаевич, князь.

Он замер, чувствуя, что проваливается в темную пропасть. Кровь прилила к голове, дыхание разом пресеклось.

— Что же вы молчите, ваше сиятельство?

— Аграфена Ниловна. Грушенька… — Он повернул голову и едва разглядел в сумраке конюшни ее силуэт. — Вы…

— Решили уехать, не простившись? — Она шагнула ближе, и он увидел наполненные болью, ставшие такими родными глаза. — Такой смелый, бесстрашный человек. Чего вы испугались?

— Себя… вас… — неуверенно ответил Антоан. — Того, что было, что происходит сейчас и может еще случиться. Теперь вы знаете, что я не тот, за кого себя выдавал. Вот только откуда? — Он понимающе усмехнулся, перехватив взгляд Груши, скользнувший в сторону экипажа. — Понятно. Африканыч. Давно пора высечь этого доморощенного Эзопа.

— Вряд ли он испугается ваших угроз. Да вы никогда этого и не сделаете.

— Грушенька, — взглянул он ей прямо в глаза, — я не господин Марципанов. Я — князь Антоан Голицын. И вы меня совсем не знаете.

— Я знаю главное, — ответила она, твердо выдержав его взгляд.

— Что же? — приподнял темную бровь Антоан.

— Вас. Вы отважны до безрассудства, — начала перечислять она, невольно приблизившись к нему, — любите шуметь, но у вас доброе сердце, вы деликатны и внимательны к тем, кто слабее вас. Кроме того, вы азартны и в то же время склонны к созерцательности, а еще вы ранимы и скрываете это за бравадой, иногда даже за грубостью…

— Груша! Вслушайтесь в то, что вы говорите! Это же герой какого-нибудь слюнявого романа госпожи де Сталь! — возмутился Голицын. — Раскройте глаза! Я обманул вас и ваших родных. Я игрок, распутник, скандалист…

— Можете не беспокоить себя дальнейшим перечислением, — остановила его Груша, — и до нашей провинции доходили слухи о князе Антоане Голицыне. В Саратове любят судачить о земляках, а у вашей семьи в нашей губернии есть поместья. Все перечисленное мной и вами лишь две стороны одной медали: пылкий нрав и неумение его обуздывать.

— Не понимаю, отчего вы так яростно защищаете меня от меня самого? — заинтересовался вдруг Голицын.

— Оттого, что я… что вы… — Груша запнулась, щеки ее вспыхнули горячим румянцем. — Действительно, вряд ли это надо обсуждать сейчас. Ведь вы уезжаете. Прощайте, ваше сиятельство. Не поминайте лихом.

В глазах Аграфены блеснули слезы, но она только повыше приподняла голову и прошествовала мимо князя в сторону дома. Антоан смотрел на тоненькую фигурку, удалявшуюся от него, на хрупкие напряженные плечи, пушистую косу, что огнистой змейкой спускалась по спине хозяйки, покачиваясь при каждом ее движении, и понимал, что вот сейчас, в это мгновение, из его жизни уходит свет и тепло, надежда и вера, уходит будущее. С каждым ее шагом тьма и отчаяние все сильнее наваливались на князя. В эти роковые мгновения со стороны экипажа донеслось басовитое ворчание:

— Все беды от ентих англичан. То документы секретные стырют, то принцев Гамлетов напридумывают с их непонятками: быть, вишь, али не быть? Дело делать аль столбом стоять? Один такой стоял, стоял, думал-кумекал, да и просрал все свое Датское царство…

— Что ты несешь! Что несешь, паскудник! — нашел повод для взрыва Голицын.

— А чо? — вытаращил на него глаза Африканыч. — Я тут, енто, сам с собой гуторил, ваше сиятельство. Едем, что ли?

— Да погоди ты! — прорычал Антоан, стремительно бросаясь вслед за Грушей.

Она уже миновала середину двора, когда сильные руки схватили ее за плечи.

— Не уходи. Не оставляй меня, — горячо прошептал Голицын, зарывшись лицом в ее пушистые волосы. — Прошу тебя, стань моей… моей женой.

Она обернулась к нему, по ее лицу текли то ли слезы, то ли капли все усиливавшегося дождя.

— Мы не можем быть вместе, — всхлипнув, проговорила она. — Ты — князь, а я… — купеческая дочка. У нас нет будущего. Все твои знакомые отвернуться от тебя.

— У меня без тебя нет будущего, нет надежды. И плевать я хотел на то, что скажут другие. Одним скандалом больше, одним меньше. Я привык быть изгоем.

— Твои родные не примут меня, — продолжала упорствовать Груша.

— Они будут только счастливы, если я, наконец, угомонюсь. Мы будем жить в Озерках, — мечтательно проговорил он, — там большая усадьба, выстроенная еще моим дедом, огромная библиотека, чудесный парк, оранжереи, да и твои родные будут рядом. Ты станешь моей женой?

— Опасная роль, — прошептала Груша.

Антоан вздрогнул как от удара, лицо его окаменело.