Полина Федорова: Милый плут

К этому времени отпрыск уже обучался в выпускных классах семинарии. Через два года Альберт поступил на теологический факультет Геттингенского университета и стал жить у своего деда по материнской линии Адама Хофманна, известного ботаника и естествоиспытателя. Хофманн, вышедший в отставку по выслуге лет и скучающий по своей профессорской кафедре, узрел во внуке ученика и ввел его в курс естественных наук, заразив ботанизированием. Вместе с дедом Альберт собирал разных жуков, гусениц и ловил бабочек, любовно насаживая их затем на булавочные иглы и высушивая в печи на противне. За дедом принялась за воспитание и обучение юного студиозуса и его восемнадцатилетняя кузина Сюзанна, дававшая ему уроки греческого и латинского языка. Острый умом Альберт все схватывал на лету, делал большие успехи в университете, и все говорило о том, что молодой Факс с течением времени станет хорошим пастором — возможно, даже в самом Штольцберге. Однако сам Альберт думал иначе. Прослушав несколько лекций по анатомии, акушерству, хирургии и практической медицине, Факс решил, что из пятнадцати его братьев и без него есть кому продолжить семейную традицию делаться пасторами, а он станет врачом. Тем более что практикующие врачи жили, как он успел заметить, отнюдь не хуже, нежели служители Бога. Ни у кого не спросясь, он подал прошение о переводе его с теологического факультета на медицинский, что и было произведено после окончания им первых двух семестров университета. А скоро представилась возможность и применить свои врачебные познания на практике.

Кузина Сюзанна Хофманн, его наставница по изучению языков, несмотря на впечатляющее телесное строение с полными и налитыми формами, была девицей очень тонкой душевной организации и весьма впечатлительной. Однажды в садовой беседке, где они занимались изучением греческого и латыни, она нечаянно укололась шипом розы, преподнесенной ей галантным Альбертом. Вскрикнув и увидев капельку крови, появившуюся на розовой подушечке ее пальца, она решительно впала в обморок и стала потихоньку сползать со скамейки. Кое-как уложив ее на сиденье, для чего потребовалась полная концентрация физических сил, Альберт стал лихорадочно вспоминать, что следует делать врачам в подобных обстоятельствах. «Лишившегося чувств, либо угоревшего, либо задохшегося больного, — припомнил он слова профессора хирургии и практической медицины Рихтера, — должно тотчас вынести на свежий воздух и положить на спину, снять с него галстух, расстегнуть платье и ворот у рубашки и обнажить шею и грудь…» Поскольку Сюзанна уже лежала на спине и на свежем воздухе, Альберт приступил к последующим действиям: он расстегнул на платье все пять кисейных розеток и обнажил шею. Затем принялся за шнуровку лифа, и едва он ослабил два верхних ряда, как ослепившие его белизной два полушария груди выскочили из-под каркаса лифа и, кося немного в стороны, уставились на Альберта темными зрачками сосков.

Факс замер. Сего зрелища он еще никогда не видел, и внутри его стала подниматься горячая волна, перехватившая дыхание. Он сглотнул. И тут в мозгу прозвучал голос профессора Рихтера: «…после чего спрыскивать их холодною водою, а виски тереть уксусом либо нюхательным спиртом». Вняв, наконец, сим врачебным наставлениям, Факс сбегал в дом, на кухню и вернулся с кувшином холодной воды и скляницей с уксусом. Смочив в уксусе платок, он стал легонько тереть виски Сюзанны и прыскать водою на лицо и грудь. Капельки воды стекали с белых холмиков, оставляя за собой мокрые дорожки, и эта картина подействовала на Альберта крайне возбуждающе. Он почувствовал внизу живота огонь, его плоть восстала, и неизведанные доселе сладкие ощущения затмили его разум.

Сюзанна же по-прежнему была лишена чувств и приходить в себя, похоже, не собиралась. Факс, следуя наставлениям профессора Рихтера, поднес открытую скляницу с уксусом к носу, но и это не помогло.

«Ежели сии действия не приводят больного в сознание, должно, намочив холстину в холодной воде, подвязывать ее под брюхо, тереть обнаженное тело ладонями либо суконками и вдувать в рот воздух».

Факс нашел холстину и смочил ее в воде. Оставалось подвязать ее под брюхо , для чего следовало это самое брюхо у кузины обнажить. Осторожно, стараясь не касаться холмов грудей Сюзанны, хотя сие страшно хотелось сделать, шестнадцатилетний лекарь расшнуровал до основания лиф, откинул его крылья в стороны и опустил нижнюю юбку кузины, обнажив поясок кружевных панталон. Затем, натянув холстину, положил ее меж грудей и панталон.