Полина Федорова - Милый плут

— Чего? — испуганно произнес отставной прапорщик, уже совершенно трезвея.

— Катаплексия, — повторил Факс и, оттянув веко, заглянул в мутный глаз Сухотина. — То есть полное и внезапное онемение какой-либо части тела, в данном случае ноги, а иными словами, паралич.

— Господи, — задохнулся в страхе незваный гость, — за что же мне такое несчастие?!

— За то, что вы неумеренно потребляете горячительные напитки, — наставительно произнес Альберт Карлович. — В вашем возрасте это всегда плохо кончается.

Факс оттянул другое веко отставного прапорщика, вперил взгляд в большой и темный зрачок гостя и, удрученно покачав головой, мрачно и многозначительно произнес:

— Да, именно так.

— Что именно так ? — нервически заерзал в креслах Сухотин. — Что?

— А то, что паралич ноги произошел вследствие апоплексического удара, — произнес Альберт Карлович голосом, коим говорятся надгробные речи. И тоном составителя некрологов добавил: — Вот так.

— Не может быть! — вскричал отставной прапорщик, пришедший в чрезвычайную ажитацию от услышанного. Он покрылся красными пятнами, полные щеки задрожали, и казалось, сей же час его хватит еще один удар, после чего наступит онемение и невладение уже всеми остальными телесными членами.

— Поражение ударом редко случается без причины и некоторых признаков, — продолжил Факс замогильным голосом, — он предвозвещается обычно головокружением, тяжестью в голове и членах, забывчивостью. Нимало не сомневаюсь, что все это у вас было. Ведь так? — пристально посмотрел в глаза посетителя Альберт Карлович.

— Т-так, — убито ответил отставной прапорщик. — Как выпью, ни черта потом не помню, а в голове по утрам такая тяжесть, что не приведи господь.

— Ну вот.

— Что же делать? — с надеждой посмотрел на Факса Сухотин.

— Что делать, что делать… — воззрился на отставного прапорщика Альберт Карлович. — Апоплексический удар — это вам не чирей.

— А вы не могли бы взяться за мое излечение? — с великой надеждой спросил отставной прапорщик. — Я бы мог хорошо заплатить вам!

— Мой курс лечения стоит пятьдесят рублей серебром, — быстро произнес Факс и, заметив, как подскочила бровь гостя, добавил: — Впрочем, ежели это для вас слишком дорого, я могу поместить вас в гимназическую клинику и…

— Нет, нет, господин доктор, я согласен, — поспешил согласиться Сухотин.

— Кроме того, для лечения вам понадобится приобрести гальваническую машину, которые изготовляет наш университетский механик господин Голдшмит.

— И сколько она стоит?

— Тридцать пять рубликов, — ответил Факс. — Всего-навсего.

Бровь отставного прапорщика опять поползла вверх, однако он достал из внутреннего кармана портмоне и произвел ревизию своих денежных средств. В портмоне оказалось шестьдесят рублей с мелочью.

— У меня еще есть деньги в гостинице, — виновато произнес гость.

— Простите, а где вы остановились? — поинтересовался между прочим Альберт Карлович.

— В гостинице Дворянского собрания, — ответил Сухотин.

— Это хорошо, — улыбнулся Факс, быстро забирая деньги у отставного поручика, не успевшего даже протянуть их доктору. — Этого у вас как раз хватит на уплату аванса за лечение и приобретение гальванической машины. За ней я съезжу сам. А пока… Откройте рот!

Отставной прапорщик повиновался. Факс заглянул в темное отверстие, покривился от исходящего оттуда сивушного амбре и многозначительно хмыкнул. Что увидел доктор у него внутри, для отставного прапорщика Сухотина так и осталось загадкой.

— Значит, я отправляюсь к господину механику за гальванической машиной, а вас пока попользует моя… ассистентка. Алевтинушка!

В смотровую вошла красивая крупная женщина с выдающимися как вперед, так и назад формами и острым взглядом. Сложив руки на животе, она чуть насмешливо уставилась на Факса.

— Алевтинушка, — обратился к ней Альберт Карлович, с удовольствием окинув ее взглядом. — Господин Сухотин остается у нас на излечение. Я отлучусь ненадолго, а ты покуда сделай больному теплую ванну для ног и поставь ему пиявиц к височным и почечуйным жилам.

Солдатка Алевтинушка, пользованная год тому назад Альбертом Карловичем на предмет одной из нервических женских хворей, была после взята им из подгородного села Царицино к себе на квартиру с поручением ей всего домашнего распоряжения. Она отправляла у него должность экономки, кухарки, ключницы, кофешенки, келлермейстерины, камердинерши, ассистентки и еще одну, которую, собственно, Альберт Карлович не особо и скрывал, но о коей в обществе говорить вслух было не принято. Посему он со спокойной душой оставил ее пользовать отставного прапорщика, а сам отправился к господину Голдшмиту.