Полина Федорова: Восхитительный куш

— Кто там? — спросил Тауберг, чуть перегнувшись через перила.

— Это я, я это, ваше высокоблагородие, — послышался торопливый и, как показалось Ивану, чуть заискивающий голос Пашки.

— И что ты в этой каморе делаешь? — поинтересовался Тауберг.

— Дык это… живу я тут… тапереча, — чуть виновато ответил тот.

— Живешь? Тапереча? Это еще какого дьявола?!

Иван стал решительно спускаться вниз. Взъерошенный Пашка пулей вылетел из‑под лестницы и как бы нечаянно положил руку на перила, преграждая ему путь.

— Тут какая оказия, Иван Федорович… Уж больно женского полу в доме много, им и развернуться‑то негде, — начал он прочувствованно, — вот и уступил я свою комнату несравненной Ненилле Хрисанфовне. Чего же им в тесноте ютиться с их деликатной натурой? А я человек свычный…

— Что за фарс ты мне тут представляешь? — прервал его Иван. — Что за лепет? Какая деликатная натура может быть у этой валькирии?

В этот момент в каморе что‑то тяжело грохнуло, будто бревно уронили. Тауберг вздрогнул и во все глаза уставился на покрасневшего Пашку. Тот отвел блудливый взор и смущенно выдавил из себя:

— Вот такая, ваше высокоблагородие, диспозиция…

— Слышу, шельмец, эту твою диспозицию, — усмехнулся Иван. — Княгиня у себя… то есть у меня в кабинете?

В этот момент со стороны зала послышались легкие шаги, и в дверном проеме показался силуэт виновницы событий сегодняшнего безумного дня. Свет, шедший из зала, падал со спины княгини и делал ее легкое платье почти прозрачным. Лишь спустя несколько мгновений Иван с раздражением поймал себя на том, что его глаза с жадностью скользят по очертаниям ее гибкого тела: стройным ногам, округлым бедрам, тонкой талии, пышной груди и дальше вверх до нимба золотистых волос, а затем опять возвращаются к предательской полоске света между стройных ног.

Тело его мучительно напряглось, и он невольно с шумом втянул в себя воздух. Услышав этот вдох, княгиня вздрогнула, торопливо шагнула в сторону.

— Добрый вечер, Иван Федорович, — мягким грудным голосом почти пропела она.

— Я надеялся, сударыня, что он окажется таковым, но, увы, надежды мои не оправдались. Вы все еще здесь, — холодно ответил Иван, злясь на себя за неожиданный порыв вожделения.

Будто не замечая его дурного настроения, княгиня продолжала:

— Прошу уделить мне несколько минут для беседы. Мне необходимо обсудить с вами создавшееся положение.

— Безусловно, мадам. Прошу.

Иван вслед за княгиней вошел в зал. За те два десятка шагов, что прошли они до кресел, бесславно провалилась его попытка оторвать взгляд от Александры Аркадьевны и посмотреть… ну, вон хоть на завитки коринфских колон, кои украшали зальцу. Тогда он попытался сосредоточить внимание на какой‑нибудь наименее эротичной части ее тела и уставился в затылок. Но, как назло, легкий золотистый локон, выбившийся из прически и упавший на шею, вызвал в нем острое желание прикоснуться к нему губами. «Эта женщина меня погубит», — мелькнуло в голове у Тауберга. Александра Аркадьевна зябко вздрогнула плечами, будто почувствовав его взгляд. Потом быстро дошла до кресел и опустилась в одно из них. Тауберг обосновался напротив и постарался спокойно взглянуть в ее зеленые, как самшит, глаза.

— Господин Тауберг, — решительно начала княгиня, — мы с вами попали в весьма щекотливое положение.

— Можно подумать, мадам, что это положение само свалилось нам на голову, а не вы были его вдохновительницей, — позволил себе чуточку иронии Иван.

— Хочу напомнить, что именно ваше неуемное стремление к авантюрам привело меня сюда! Я не встречала в своей жизни такого безответственного, беспечного и легкомысленного человека, как вы! — парировала Александра Аркадьевна.

Тауберг едва сдержался. Неужели она говорит о нем?! Безответственный? Легкомысленный?! И это он — человек, над которым друзья даже подсмеивались за его стремление все упорядочить, рассчитать и держать под бдительным контролем?

— Хорошо, сударыня. Ваши предложения? Выслушаю их с вниманием.

— Благодарю, сударь…

Ее голос упал почти до шепота, на побледневшем лице скользнула тень страдания, и Иван понял, что выполнит все, о чем бы она ни попросила, лишь бы не видеть муки и горечи в этих прекрасных глазах. Собравшись с духом, Александра Аркадьевна продолжила:

— Мне нелегко, Иван Федорович, говорить с вами, человеком мало мне знакомом, о моем браке с Антоном Николаевичем. Но обстоятельства вынуждают меня к тому, — скорбно добавила она. Было заметно, что княгиня тщательно подбирает слова. Она смотрела на Тауберга, но, казалось, перестала его замечать, уйдя в воспоминания.