Ханна Хауэлл - Если он опасен

Теперь уже рассмеялся не только Септимус. Олимпия тоже весело расхохоталась.

— Должно быть, говорил он очень убедительно, иначе с какой бы стати Филипп, второй в очереди наследования, несколько месяцев подряд твердил, что мечтает посвятить себя Господу и стать священником? Отец объяснил, что если брат не перейдет в католичество, ничего не изменится: протестантские священники обета безбрачия не дают. Филипп еще немного поупрямился, но потом встретил хорошенькую молочницу.

Все трое с удовольствием гуляли по тенистому парку, наслаждались чудесным летним днем, болтали о пустяках, шутили. Скоро Лорелей заметно повеселела — а новые друзья именно этого и добивались. И хотя не очень приятно сознавать, что окружающие без труда читают твои чувства, она была благодарна и за компанию, и за поддержку. Конечно, хотелось бы узнать, надолго ли Аргус уехал и когда собирается вернуться, однако спросить прямо недоставало мужества.

— Завтра исполнится месяц с того дня, как Аргус исчез, а до сих пор не пришло ни одного письма.

Лорелей казалось, что сердце превратилось в камень. Но камень не болит, а ее сердце болело. Уж лучше бы действительно окаменеть, мрачно думала она. За время долгой разлуки любимый не прислал даже короткой записки с пожеланием полного выздоровления.

Мисс Сандан уныло сидела в утренней комнате, погруженная в печальные размышления. Да, она проиграла. Всеми силами пыталась показать, что любит и никогда не оставит, и все-таки не смогла добиться ответного чувства. Теперь уже стало абсолютно ясно, что рисковать не имело смысла.

— Может, выйдешь погулять? — предложила Олимпия, на миг подняв глаза от сложной вышивки, над которой увлеченно работала. — Смотри, дождь закончился и выглянуло солнце. Пройдись по саду, сразу станет веселее.

Лорелей понимала, что своим настроением способна нагнать хандру даже на жизнерадостную подругу, а потому послушалась и встала. Скоро ноги сами привели ее в укромный уголок яблоневого сада. Здесь она поняла, что любит Аргуса, и здесь же впервые доказала свою безоглядную преданность. В то время душу переполняли мечты и надежды. А сейчас? Сейчас жизнь рассыпалась в прах.

Лорелей опустилась на траву и прислонилась спиной к толстому стволу.

— Лолли!

Лорелей посмотрела сквозь листву: Дариус и Олуэн целенаправленно шагали в ее сторону. Да, в этих мальчиках сейчас сосредоточилась ее единственная надежда. Аргус ни за что не бросил бы сыновей, а те пока не высказывали намерения вернуться в Радмур. Уехали только Яго и Леопольд — обоих призвала работа, причем, насколько удалось понять, весьма секретная. Лорелей быстро вышла из укрытия и приветливо помахала рукой.

— Вам здесь нравится?

Дариус слегка нахмурился и посмотрел по сторонам.

Лорелей попыталась взглянуть на пейзаж глазами двенадцатилетнего подростка. По сравнению с прочими частями сада эта выглядела не лучшим образом. Деревья росли слишком густо и буйно, кусты никто не подстригал, а трава давным-давно не знала косы. И все же именно за дикое очарование она и любила забытое садовниками местечко; здесь природа сама решала, что и как устроить.

— Это мое убежище, и мне здесь нравится, — уверенно ответила мисс Сандан и улыбнулась: — Рассказывайте, зачем пожаловали.

— Ваш отец сказал, что когда-то вы собирали необычные камни, — начал Олуэн. — Вот мы и хотели спросить, помните ли вы, где они хранятся, или давно все выбросили.

— Конечно, помню. Камни целы. Собраны в большом темно-синем сундуке, а сундук стоит на чердаке, в восточном крыле, и на нем ярко-красной краской написано мое имя. Вы интересуетесь камнями?

— Конечно. Они же все разные. Правда, Дариус сомневается. А я уверен: ваша коллекция докажет, что так оно и есть.

— Думаю, ты прав, и Дариус сам в этом убедится. Если хотите, пойду с вами и помогу найти сундук.

— Нет, спасибо. Вам сейчас вредно лазить по чердакам и двигать всякие тяжелые вещи.

— Но я уже окончательно выздоровела, и рана почти незаметна.

— Дело не в ране, — серьезно возразил Дариус. — Ребенку может не понравиться.

— Прости?

Лорелей отлично расслышала, что сказал мальчик, и все же лихорадочно пыталась найти опровержение очевидному смыслу заявления. Увы, на ум приходило лишь одно ужасное обстоятельство: женские дни уже дважды обошли ее стороной. Катастрофа, иначе и не скажешь.

— Ребенок, говоришь? — обреченно переспросила она.

Первым ответил шустрый, непосредственный Олуэн: