Татьяна Романова - Кассандра

— Я и не собирался. Вы знаете, что я вышел в отставку. Сейчас я хочу только одного: спокойной жизни в Москве с моей женой.

— Вот и хорошо. Пусть пройдет время, а там будет видно. Может быть, ты передумаешь, поправишь здоровье и вернешься на дипломатическую службу. Мне будет очень приятно.

— Давайте вернемся к этому разговору года через два, — улыбнулся граф, — но вы не закончили рассказ.

— Я встретился с Вано утром следующего дня. Он действительно производил впечатление человека, не тронутого ни образованием, ни воспитанием. Мальчишка был высокомерен и груб. Пришлось сказать ему о том, что сделали его мать и ее любовник с тобой, а потом о завещании твоего отца. Когда я уходил, он был совершенно раздавлен. На следующий день Вано уехал, и никто не знает, куда. С тех пор о нем нет никаких вестей.

— Господи, как все запуталось! Если бы Саломея не пыталась меня убить, я бы постарался обеспечить будущее Вано. Хотя отец этого не хотел, но у меня есть собственное состояние, полученное от матери. Я все равно не бросил бы его. А что делать теперь? — расстроился Михаил.

— Мишель, обстоятельства уже сложились, изменить ничего нельзя, — возразил Вольский, — к тому же молодой человек заслужил все, что с ним случилось. За все в жизни нужно платить. Он оказался самонадеянным, грубым и бессердечным, и получил от жизни хороший урок. Возможно, он сделает из него нужные выводы, изменится, станет достойным человеком, вот тогда и поможешь ему.

— Вы так говорите, как будто знаете Вано не хуже меня, ведь вы виделись с ним только один раз, — удивился граф.

— Я был в Пересветове, говорил со слугами и с Заирой, они многое рассказали мне о тех делах, что творились в поместье, — вздохнул Вольский. — Мальчишка сначала почти разорил мать, взявшись управлять тем, в чем ничего не понимал. Когда же Саломея рассказала о том, что старый граф Печерский умер, Вано заявил, что не собирается делиться с ней наследством, и уехал в столицу один, бросив мать в деревне.

— По крайней мере, Серафим отомщен, — заметил Печерский, — Саломея всегда пренебрегала им, а с Вано носилась, как с драгоценностью. Вот и получила. Сын, чью любовь она не ценила, обрел счастье вдали от нее, а тот, кого она обожала, отплатил ей черной неблагодарностью. Но я не хочу злорадствовать, все это очень печально.

— Ты еще не знаешь главного. После того, как я приехал в Пересветово и объявил Саломее, что ты жив, она пообещала, что покинет имение. Я не хотел скандала, и решил дать ей возможность уехать, заявив только на Косту. Пока я ждал отъезда Саломеи в Ярославле, она, оказывается, начала выяснять отношения со своим любовником, произошла ссора, и твоя мачеха заколола Косту кинжалом. Она покинула имение в тот же день, а я не стал ее преследовать. Человек, пытавшийся тебя убить, получил по заслугам. Доказательств против Саломеи нет, она уехала и больше не вернется. Я считаю, что так лучше.

— Почему вы думаете, что она больше не вернется? — удивился Михаил.

— Я знаю, куда она уехала. Заира сказала мне, что Саломея собиралась выкупить свое родное село, которое в голодный год купил абхазский князь. Мои коллеги, которые занимаются вопросами кавказского направления, недавно получили донесение о том, что князь Вахтанг, к которому ехала Саломея, погиб в стычке с черкесскими разбойниками, угонявшими скот. В донесении особенно подчеркивалось, что князь успел жениться на графине Печерской, и теперь она — его единственная наследница. Так что мечта твоей мачехи сбылась — она, наконец, богата.

— Дядя, наверное, все сложилось к лучшему. Наше имя больше не будут трепать, полоща грязное белье Саломеи. Да и она, может быть, успокоится, устроит свою жизнь так, как ей хочется. Когда Серафим рассказал мне о своих переживаниях, связанных с отношением матери, я много думал и понял, что Саломея не могла поступать по-другому. Хотя ее привезли сюда совсем девочкой, она все равно так и не приняла здешнего уклада жизни, здешних отношений, она все отторгала. Мачеха так и осталась в своих горах, пытаясь всю жизнь заставить всех окружающих жить по их полудиким законам. Поэтому единственным, кто ее понимал, был Коста. А теперь она будет жить среди таких же, как она, может быть, и Вано к ней вернется, и они снова найдут общий язык.

— Дай-то Бог, — согласился Вольский. — Ну что, не пора тебе вернуться к жене?

— Да, репетиция, наверное, закончилась. Давайте я вас провожу во дворец, и встретимся потом на концерте, — предложил Михаил.