Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая

Велико было удивление Анжелы, когда, вернувшись через месяц, она увидела картины, изображавшие хорошо знакомые ей сцены. Она сразу узнала манеру писать, свойственную обоим беднякам-художникам, и догадалась, какие воспоминания определили выбор сюжетов. Но еще больше был поражен граф, увидав, что большинство нарисованных женщин представляло собою идеализированный портрет его любовницы. Особенно восхитила молодого вертопраха картина, изображавшая девушку лет шестнадцати, мечтательную и грустную, как Миньона [78] Миньона — персонаж романа Гете «Вильгельм Майстер»; образ кроткой и мечтательной девушки. .

— Истинный шедевр! — воскликнул он. — У этих ремесленников — золотые руки! Люди эти самой судьбой предназначены для того, чтобы мы могли пользоваться всеми радостями жизни! — Важно выпятив грудь, он любовался фресками. — Какое необыкновенное сходство! — повторял он.

— Да, в самом деле! — прошептала глубоко потрясенная Анжела, которой эти фрески напомнили о ее прежней жизни. Она оперлась о стол, чтобы не упасть. Ее покровитель с самодовольством тупицы решил, что волнение Анжелы вызвано щедростью его подарка.

— О, это пустяки, дорогая, по сравнению с тем, что я собираюсь вам преподнести!

Действительно, он, по выражению его друзей по уши врезался в Златокудрую: он любил ее даже чуть ли не больше, чем своих лошадей…

За исключением танца эльфов, принадлежавшего кисти Лаперсона, и пляшущих негров, нарисованных им же, чтобы доставить удовольствие Мозамбику, сюжеты были скорее грустные, чем легкомысленные. Погрузившись в воспоминания, Златокудрая переходила от картины к картине.

— Если вам угодно, дорогая, посмотреть, как художники работают, то завтра с утра вы сможете увидеть их в гостиной: они еще не закончили там фрески.

Анжела всю ночь не сомкнула глаз.

— Я должна найти в себе мужество признаться им во всем! — сказала она тетушке Микслен. — Быть может, они лучше нас сумеют отомстить за мертвых!

На другой день Златокудрая и Катрин, улучив минуту, когда они остались вдвоем (вдова Марсель вместе с приглашенным ею знатоком оценивала стоимость законченных фресок), спустилась в гостиную. Художники уже работали: услышав шаги, они даже не оглянулись, Жеан писал сельский пейзаж с женской фигурой. Под его кистью постепенно вырисовывалось все то же целомудренное и нежное лицо. На этот раз девушка была изображена стоящей на каменистой дороге, под сенью деревьев, тронутых инеем. Фигура больше походила на видение, чем на живое существо; так бледно, почти прозрачно, было лицо девушки.

Златокудрая решительно подошла к художникам. Негр увидал ее первый и испустил изумленный возглас. Жеан и Лаперсон обернулись.

— Анжела! — воскликнул Жеан, роняя кисти.

— Да, Анжела! — ответила она. — Но прежде чем осудить, вы должны меня выслушать!

И, торопясь, чтобы не услыхала вдова Марсель, она рассказала ужасную повесть своей жизни. Глубоко взволнованные художники поникли головами. Когда Жеан поднял лицо, по его щекам текли слезы.

Тетушка Микслен так постарела за эти годы, что ей пришлось назвать себя, иначе ее не узнали бы…

— Увы! Увы! — повторял Трусбан, плача, как ребенок.

Обе женщины вышли, и вовремя, так как их душили сдерживаемые рыдания. Уходя, Анжела услышала голос Жеана, говорившего Лаперсону:

— Подумать только, что я ее любил! Ах, почему она не умерла?..

Через несколько дней, тихим осенним вечером, двое просто одетых молодых людей — мужчина и женщина — не спеша, как будто им некуда было торопиться, прогуливались по бульварам, спокойно беседуя друг с другом. Лица их были так же безмятежны, как и взгляды, походка — непринужденна. Но, хотя они казались счастливыми, на самом деле они собирались сбросить с себя оковы жизни, как сбрасывают грязную одежду. Бедняги уговорились заснуть вечным сном.

Не было ли это трусостью? Но мужчина уже давно лишился работы, а женщину еще смолоду надломило горе. Они решили украдкой исчезнуть вместе, словно двое влюбленных. Их ждали холодные объятия Сены.

Наступила ночь. Взойдя на мост по соседству с моргом, они обменялись кольцами, глядя в голубоватые воды. Кругом — никого. Час был удобный, и волны с плеском сомкнулись над их головами.

На другой день в морге лежали бездыханные тела: красивой девушки, в которой многие с изумлением узнали Златокудрую, и молодого человека, когда-то такого веселого художника Жеана. Имущество, принадлежавшее умершей, все до последней нитки забрала вдова Марсель. Мать Розы вынуждена была покинуть дом. Теперь она осталась одна; ею по-прежнему владела неотвязная мысль — отомстить за дочь.