Девицы давно уже обратили на них внимание. Дом Бюффаров очень удачно располагался как раз напротив магазина военных головных уборов. Мадлена часто наблюдала из окна за офицерами, которые квартировали в Сомюре, и сделала свой выбор при помощи Леа. Горничная отличалась находчивостью, устраивая свидания, причем и сама не оставалась в стороне; между тем впоследствии, когда к ней приставали с расспросами, она отказывалась отвечать, где и когда обе девушки встали на путь порока. Они могли бы выбрать какой-нибудь отель для проезжих неподалеку от вокзала, но там назначали свидания замужние женщины, оттуда обреченно выходили дамы-грешницы с упрятанным в муфту корсетом, давая взятки собственным горничным. Скорее всего, девушки отдавались где-нибудь в оранжереях замков во время бала, на мансардах вилл, в чаще парка или в каморке прислуги. Так своими достоинствами — семнадцать лет, из прекрасной семьи — распорядилась Мадлена. Никто не знал, как на самом деле дебютировали в любви Леа и ее хозяйка. Известно только, что у них было трое соблазнителей, которые необдуманно предложили девушкам встретиться в Париже, где они рассчитывали провести рождественский отпуск.
Мадлена с детства отличалась прерываемой время от времени странными капризами молчаливостью, которая зачаровывала окружающих. При том, что Мадлена и Леа — одна блондинка, другая брюнетка — были одинаково соблазнительны, первая сразу запечатлевалась в памяти своим особым шармом. Обстоятельства ее рождения относились к тому, что в Сомюре называли «пошлым стилем».
Мадлена Бюффар родилась от адюльтера. Как только стало известно о беременности жены, у которой это был уже второй ребенок, фармацевт Алексис Бюффар, предпочтя предупредить насморк, нежели его перенести, не стал скрывать того факта, о котором уже шли пересуды: будущий ребенок не от него. Мадам Бюффар проявила преступную снисходительность к молодому, резвому, светловолосому лейтенанту польского происхождения — так говорили одни, еврею, вне всякого сомнения, — были уверены другие; в любом случае, к иностранцу. Офицер уехал обратно в Тонкин [7] Территория северной части Вьетнама, французский протекторат в 1884–1945 гг.
, где его полк усмирял строптивые племена, так и не узнав, что жена фармацевта носит в себе плод их порочной любви. К большому облегчению Алексиса Бюффара родившийся ребенок оказался девочкой. Он решил проявить великодушие и признал ее.
Никто в Сомюре не обманывался насчет причин этой запоздалой индульгенции. Фармацевт был внуком винокура, а его жена, урожденная Серизи, принадлежала к одной из самых богатых семей в этих краях. Несмотря на значительное наследство, брак с Матильдой де Серизи был сложной партией. Ее считали неврастеничкой, способной к отвратительным вспышкам гнева с длившимися затем неделями меланхолическими кризами. Бюффар рискнул за ней приударить, и страстная Матильда не задумываясь отдалась молодому аптекарю, а потом, угрожая покончить с собой, вынудила отца согласиться на мезальянс. Так Алексис Бюффар приобрел то, чего так пылко желал: замечательную аптеку в центре города, — и выстроил на Альзасской улице шикарный дом с башенками, где среди кормилиц, бонн, рядом с меланхоличной матерью, старшей сестрой Одеттой и старым Серизи и выросла Мадлена.
Именно потому, что Серизи питал отвращение к Бюффару, он обожал Мадлену. Казалось, незаконность ее рождения тешила его. Постаревший, истрепанный, одинокий и больной, он покинул свой замок и поселился на Альзасской улице. Серизи добился от зятя, чтобы Мадлена училась в маленьком городском коллеже, а не в отдаленном монастыре, как того хотел фармацевт. Только дед мог развеселить странную внучку, а позднее, когда ей исполнилось тринадцать и она окружила себя молчанием, только Серизи мог до поздней ночи поддерживать с ней беседу. Он многое пережил и часами рассказывал ей о войнах, в которых участвовал, о своих лошадях и женщинах, о Париже. Она задавала тысячу вопросов, озаренная радостью после этих ночных бесед. Наконец, именно дед, узнав, что для старшей дочки Бюффар нанял горничную, потребовал, чтобы и у Мадлены была собственная прислуга. Бюффар, фыркая, покорился: старик только что отдал ему свои виноградники, следовало удовлетворить его каприз. Кандидаты в услуженье водились во множестве, и подбор служанки обошелся недорого.
Мадам Бюффар уже давно заточила себя в одном из флигелей виллы, благочестивая и покорная, не чувствительная ни к чему: ни к праздникам, ни к балам, ни к вольтижировке на манеже, ни к благотворительным распродажам, ни к новым опереттам, приводившим в восторг весь город. Ничто не могло вывести ее из оцепенения: ни наводнения на Луаре, ни большие урожаи винограда для игристого, четвертой частью которого она владела, ни даже звук кавалерийской рыси по три раза на дню. Мадам Бюффар безумна, шептались в Сомюре. Временами находились любопытные, выслеживавшие ее тонкий силуэт за стеклами мещанских башенок.
Читать дальше