Толпа моментально притихла. Растерянно переглядываясь, люди расступились, чтобы бобби и официант могли подхватить незнакомца под руки.
Поднявшийся с пола беглец оказался настоящим великаном, и к тому же был взбешен. Если сама погоня не смогла поколебать его добродушия и чувства юмора, то заключительная сцена с избиением на полу напрочь лишила его выдержки. Он с подозрением уставился на Эдвину.
Непривычное положение. Чтобы вот так, сверху вниз, смотреть на Эдвину Боллаш, в нем должно быть не меньше восьми футов роста! А в этом типе их больше восьми с половиной! Кроме того, он оказался редкостным здоровяком, хотя и не выглядел слишком массивным. Широко развернутые плечи (его руки все еще были заломлены за спину) делали еще более выпуклыми мышцы на обнаженной груди, напомнившей Эдвине золоченую кирасу древнеримского воина — если бы только на кирасе могли... могли расти волосы!
Эдвина растерянно захлопала глазами и потупилась. Однако так и не смогла подавить непрошеные мысли о том, что на кирасах в музее никогда не бывает густых курчавых волос, постепенно сходящихся в узкую полоску, опускавшуюся к самому поясу. Ей еще никогда не приходилось видеть голую мужскую грудь — кроме, конечно, мраморных статуй, на которых волосы тоже не растут. Эдвина терялась все больше и больше — что же еше забыли изобразить создатели статуй, изученных ею с такой скрупулезностью?
— Кто-нибудь мог бы одолжить ему рубашку? — громко спросила она.
Конечно, проще было попросить его застегнуться, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что ни на пальто, ни на рубашке у незнакомца почти не осталось пуговиц, и вдобавок рубашка оказалась располосована так, словно зацепилась за что-то острое.
Последовало минутное замешательство, и вот уже ему на плечи накинули первое, что попалось под руку: скатерть со стола. Поправляя это оригинальное одеяние у себя на груди, мужчина обратился к Эдвине:
— Вы уж извиняйте меня, голуба! Знамо дело, не моя воля бегать по городу нагишом!
— Безусловно. — Теперь, когда приличия были соблюдены, она могла позволить себе поднять голову, так что закачались цветы, украшавшие ее шляпу, и взглянуть на незнакомца более внимательно.
У него были очень темные длинные волосы. Но прежде всего в глаза бросались черные как вороново крыло и в то же время совершенно кошачьи усы. На щеках проступила заметная темная щетина. В остальном его лицо вряд ли могло привлечь к себе внимание: довольно смуглое, с квадратным прямым подбородком, выпуклым массивным лбом и широкими скулами, под которыми ходили тугие желваки: он все еще с трудом сдерживал рвавшийся наружу гнев. Сильное, выразительное лицо. Изощренный ум тут же окрестил его «крестьянским». Но если уж на то пошло, незнакомец мог похвастаться довольно правильными и привлекательными чертами — привлекательными настолько, что скромная модистка даже рискнула ради него своей репутацией. И Эдвина не удержалась от вопроса:
— Итак, вы родились неподалеку от Сент-Джаста. Как долго вы прожили в кварталах Уайтчепеля?
— Вы че, меня знаете? — нахмурился он.
— Нет. Просто я филолог. Изучаю человеческую речь. А ваша речь показалась мне чрезвычайно интересной.
— Простите, мисс, — вмешался бобби, — но сперва нам нужно кое-что решить. Я арестую этого малого.
— Арестуешь? Да че я натворил, кроме как подставил свои бока под палку? Да я уже целый час толкую этим чудилам, что...
«Чудилам»! А минутой раньше — «дьявольщина». Наверное, он перенял это у кокни — привычку вставлять в речь этакие цветистые обороты. Хотя в данный момент эта слабость только подлила масла в огонь.
Мистер Эбернети оскорбился и потребовал арестовать всю компанию, ввалившуюся в его чайную. Все снова завопили, и взаимные обвинения и оскорбления хлынули дождем. Предполагаемый папаша любвеобильной белошвейки выдал что-то, отчего девица снова залилась слезами. Портниха — вероятно, ее родная тетка — утихомирила папашу чувствительным тычком в бок и советом держать язык за зубами. И все понеслось по новому кругу.
Но тут собравшихся удивил один из близнецов. Он выступил вперед и закричал, взмахнув рукой:
— Стоп! Замолчите!
Скандалисты неохотно подчинились, и то лишь когда джентльмен извлек из кармана довольно пухлый бумажник.
— Ваши убытки не так уж велики, — заявил этот господин, небрежно добавив: — Официанты приведут зал в порядок в два счета! Кроме грязи на полу, я вижу два сломанных стула, за которые с удовольствием вам заплачу! — Он подал мистеру Эбернети десять фунтов — вполне достаточно, чтобы купить дюжину таких стульев — и продолжал: — Отнесем это на счет удачно выигранного пари. — Джентльмен с милостивой улыбкой обратился к беглецу, задрапированному в скатерть: — Ты на славу развлек нас, старина. К тому же благодаря твоей ловкости я выиграл пятьдесят фунтов!
Читать дальше