Аманда Маккейб: Укрощение повесы

Раны Христовы, опять свара! И Анна не сомневалась в ее причине.

Она отложила порванный костюм и взглянула на сцену через перила верхнего яруса. Утренняя репетиция труппы «Слуги лорда Хэншоу» [1] В елизаветинские времена большинство актерских трупп причислялись к какому-либо лорду, иначе их считали бродягами. еще не началась, лишь несколько актеров отрывочно повторяли свои роли да старая Мадж выметала мусор, оставшийся со вчерашнего представления. Обычное утро в театре «Белая цапля». Может, ей послышалось?

Нет, вот опять. Крики, доносившиеся из близлежащего переулка, стали громче. Грубому мужскому голосу вторил высокий женский. Все это сопровождалось язвительным смехом.

Актеры на сцене тоже это услышали, прервались на полуслове и с любопытством обернулись к запертым дверям.

— Похоже, мастер Олден вернулся, — сообщила сверху Анна спокойным и ровным голосом, совершенно не отражавшим внутреннего состояния. — Дурачина, — прошептала она, сама не зная, кого имеет в виду, его или себя.

Анна изнывала от желания схватить Роберта Олдена в охапку и изо всех сил потрясти! А потом притянуть к себе и поцеловать...

Она изо всех сил старалась навести порядок в своей жизни и не позволит опять посеять в ней хаос этому неприлично привлекательному актеру-скандалисту.

— Может, стоит его впустить? — поинтересовался Итан Камп, главный комик театра. Он уже предвкушал хороший скандал.

— Полагаю, да, — отозвалась Анна. — Он задолжал нам новую пьесу, и, если ему переломают руки, мы ее уже не получим.

Она стремительно развернулась и, подобрав серые шерстяные юбки, торопливо сбежала по узкой винтовой лестнице с деревянными ступеньками. Миновала пустующий в такое время нижний ярус и выбежала в зрительный двор под открытым небом. Здесь голоса слышались куда громче, словно участники ссоры играли для стоячего партера.

Но Анна слишком хорошо понимала, что, если прольется кровь, она будет не из свиного пузыря, спрятанного под театральным костюмом.

Старый привратник Элиас стал отпирать двери, а актеры, как по команде, вытащили кинжалы. Даже Мадж перестала подметать и с живейшим интересом оперлась на свою метлу.

«Как будто в театральной жизни мало непредсказуемого, — криво усмехнулась про себя Анна. — Умеет же Роберт Олден подкинуть в огонь дровишек».

Почему-то она чувствовала себя такой дурой. С облегчением приняв вдовство после опрометчивого брака, Анна наконец упорядочила свою жизнь. Она помогала отцу со всеми его делами, особенно с «Белой цаплей», и ей это нравилось. Нравилось, что ей все хорошо удается и что в ней нуждаются — это было в новинку и в охотку. Она могла закончить свою работу и скрыться за кулисами. Хватит с нее опасностей, которые таят в себе романтические отношения. Особенно с актером!

Но, глядя на Олдена, она снова чувствовала себя глупой девчонкой. Краснеющей, хихикающей дурочкой — такой же, как все те женщины, толпами посещающие театр только для того, чтобы увидеть ЕГО на сцене. Кинуть к его ногам букет и упасть в обморок от восторга. И в подходящий момент задрать юбки в ложе, когда кажется, что их никто не видит.

А он действительно красивый, соблазнительный дьявол. Да, в придачу к лазоревым глазам и потрясающему заду еще и талантливый поэт. Но Анна не поддавалась соблазну. И не потому, что не хотела стать очередным легким призом. В ее обязанности входило лишь выманивать у него пьесы, эти поразительные истории, которые собирают огромные толпы и приносят отличную прибыль. Они пользовались большим успехом, их можно было играть много дней, и поток зрителей совсем не ослабевал, давая аншлаг за аншлагом.

Но если он угробит себя в драке, этих прекрасных слов уже никто не напишет, а Анна боялась, что именно так и случится. Его горячий нрав известен даже в буйном Соутворке.

Едва дождавшись, когда распахнутся двери, Анна промчалась на улицу, сжимая в руках грозное оружие — свои портновские ножницы. Жаль, при ней не оказалось той маленькой шпаги, с которой она ходила по отцовским арендаторам, собирая плату. Выбежавшие актеры остановились у нее за спиной.

По утрам в Соутворке бывало довольно тихо. Район, где процветали изгнанные за городские стены сомнительные развлечения, наподобие медвежьих ям, борделей и таверн, после бурной ночной жизни так рано не просыпался. От реки поднимался серый густой туман, нависая над закупоренными в ставни домами и грязными вонючими улочками.