Аманда Маккейб: Укрощение повесы

Раздался торопливый стук в дверь. Стряхнув остатки боли, Роб снова надел на себя невидимый плащ легкомысленного распутника. Он настолько вжился в обе роли, что переходил от одной к другой так же просто, как менял на сцене маски из папье-маше. Только вот не слишком ли ему стало легко? Может, он уже потерял себя в этой смене лиц?

— Роб, ты здесь? — послышался из-за двери мужской голос. — Мне сказали, ты прячешься в уборной.

Это был его друг Эдвард Хартли, который периодически помогал ему в тайных заданиях.

— Входи, — откликнулся Роб. — Похоже, я прячусь не слишком успешно.

Эдвард проскользнул в комнату и закрыл за собой дверь. Как обычно, он был одет по самой последней моде — черный бархатный дублет, подбитый темно-красным атласом, и расшитый золотой нитью короткий плащ, на голове красовалась шляпа с пером. Этакий яркий павлин, заскочивший в пыльно-серое театральное закулисье.

Но Роб знал, что за роскошным бархатом и драгоценностями скрывается настоящая сталь. Эдвард не раз спасал его от гибели, и Роб делал то же самое для него. Они служили одному делу. При нем Роб мог позволить себе расслабиться, хоть немного, на какое-то время ослабить постоянную бдительность.

Эдвард протянул ему грубую глиняную фляжку.

— Я слышал, сегодня утром была какая-то свара, и подумал, что ты в нее ввязался.

— Слухи быстро распространяются, — отозвался Роб и, приняв фляжку, откупорил ее. Оттуда потянулся опьяняющий запах домашней медовухи. Роб запрокинул голову и сделал длинный глоток. Горячая волна прокатилась по всему телу, отлично выполнив свою функцию. — А я думал, ты отбыл в деревню вместе с прекрасной леди Элизабет.

При упоминании своей возлюбленной Эдвард засиял, как влюбленный идиот.

— Нет, пока еще нет. Мы на несколько дней задержались, и, видно, очень кстати, тебя надо заштопать.

Роб вытер рот тыльной стороной руки.

— На этот раз не требуется никакой штопки. Миссис Баррет очень неплохо меня починила.

— Неужели? — Эдвард удивленно вскинул бровь и потянулся за флягой, чтобы самому глотнуть горячительного напитка. — А прекрасная миссис Баррет знает истинную причину?

Роб вспомнил, с каким выражением лица Анна говорила, как его поведение влияет на обитателей театра. Он глотнул медовухи, но так и не смог изгнать из памяти ее озабоченный вид.

— Она думает, что ссора произошла из-за оплаты шлюхе. Как, впрочем, и все остальные.

Эдвард кивнул.

— А бумаги?

— Они у меня.

— Тогда, может, мне пройтись с тобой до Ситтинг-Лейн? Вдвоем больше шансов избежать неприятностей по дороге.

— Лучше завтра. — Роб закупорил флягу и с трудом удержался, чтобы не грохнуть ее о каменный пол. Все его чертова вспыльчивость. Он уже клялся себе, что больше ей не поддастся, но все равно ввязался в кровавый поединок и чуть не открылся Анне. — Сначала мне еще кое-что нужно сделать.

Анна сидела, склонившись над бухгалтерскими книгами, и пыталась сосредоточиться на ровных рядах цифр, подбивающих дневную выручку. Обычно ей нравилось разбирать счета — в конце цифры всегда соединялись в правильный ответ. Они, в отличие от самой жизни, всегда постоянны и предсказуемы. Она их хорошо понимала.

Но этим вечером чернильные числа расплывались у нее перед глазами, а перед внутренним взором вспыхивали яркие живые воспоминания — Роберт Олден и кровь на его плече. Серьезный взгляд, когда он смотрел на нее, словно скрывая древние и ужасные тайны — тайны, которые дозволялось увидеть только мельком и только на мгновение.

— Да пропади все пропадом, — выругалась она и расстроенно отбросила перо. По странице рассыпались крошечные черные капли. Естественно, у Роберта есть тайны. У всех они есть. Жизнь полна грязи и конкурентов, и каждый выживает как может. Она видела это каждый божий день. Никому не выбраться с чистыми руками или сердцем, во всяком случае никому из тех, кто зарабатывает на жизнь театром.

Ей достаточно своих тайн и сожалений и чужих не надо.

И все же что-то в его глазах ее сегодня задело, совершенно против воли. Роб Олден был красивым, веселым дьяволом, острым как на язык, так и на рапиру. А сегодня показался печальным и постаревшим, словно много повидал в жизни и друзья слишком часто его предавали.

Но это длилось лишь мгновение, потом он снова спрятался за своей беззаботной красотой. Но она никак не могла забыть этот печальный взгляд.

— Не будь такой дурищей, — произнесла вслух Анна, обращаясь к самой себе.