Настасья Бакст: Предательство страсти

— Лизхен! Но…

Баронесса хотела сказать о том, что вера воспрещает плотскую любовь без намерения зачать, что это грех, но почему-то замялась и не смогла. Слишком уж раздраженно смотрела на нее Лизхен.

— Может быть ты, таким образом, надеешься разжечь его страсть? — вдруг спросила фройляйн Риппельштайн. От такого предположения у Мари перехватило дух. Как она могла такое подумать?!

— Лизхен! Ты просто… Просто не понимаешь, что говоришь! Я измучена этими ночными кошмарами. Теперь они начали донимать меня и днем. Я ездила в город, аптекарь дал мне настой опиума, чтобы избавиться от ночных кошмаров, но после этого настоя ужасно болит голова.

— Так прекрати его принимать!

Мари обиделась на Лизхен. Неужели так трудно проявить хоть немного чуткости? Баронесса поразилась бездушию фройляйн Риппельштайн. С другой стороны, проблемы Мари вполне могут казаться просто ерундой… Действительно, кого сейчас заботит такая мелочь как измены мужа? Баронесса представила себе Рихарда, обнимающего какую-нибудь девушку. На глаза Мари тут же навернулись слезы, снова вспомнился кошмарный сон про самоубийство.

Но вокруг пели птицы, а экипаж быстро катился по лесной дороге, что соединяла замок Штернов с городом, солнце светило ярко, а небо было голубым и безоблачным. Постепенно Мари успокоилась. Отчасти этому способствовал и встревоженный взгляд Лизхен, который та не отрывала от лица Мари.

— Ради Бога, Лизхен Риппельштайн, перестаньте на меня так смотреть, — Мари нахмурила брови, внутренние уголки которых тут же поползли вверх, из-за чего выражение лица баронессы фон Штерн стало совсем жалобным и беспомощным. Она словно умоляла Лизхен о помощи, та помедлила некоторое время, а затем, пересела к подруге, обняла ее и стала гладить по спине.

— Ну что ты, Мари? Посмотри, какой прекрасный день! Это всего лишь дурацкий сон…

— Ты не понимаешь, Лизхен! — воскликнула Мари. — Это был такой странный, ни на что не похожий сон. Меня окружали необычные вещи, каких я никогда в жизни не видела и даже не могу представить себе их предназначения! И самое кошмарное — это то дикое чувство одиночества, что поглотило меня с головой. О, Лизхен! Это было так ужасно!

— Успокойся, Мари. Все это всего лишь глупый сон, который абсолютно ничего не значит. Неужели ты целый день будешь думать только о том, что тебе приснилось?

— Лизхен! Но со мной никогда в жизни еще не было ничего подобного! Во-первых, это странное незнакомое мне место, во-вторых, я, это как будто не я, а кто-то совсем другой, и этот кто-то вот-вот умрет, а я не могу ничего предпринять!

— Мари, ты просто перегрелась на солнце, вот и все, — Лизхен пристально посмотрела на подругу. — Я не удивлюсь, если у тебя покраснеет лицо. Ты же знаешь, что солнце вредит коже. Ты становишься похожей на крестьянку.

— Лично я ничего плохого в этом не вижу, — Мари подумала, что нужно и вправду переключиться на что-то другое, забыть о своем сне. — Многие крестьянки выглядят очень привлекательно, благодаря своему красивому, нежному загару. Иногда мне даже кажется, что мы на их фоне — как покойницы в своих корсетах и с бледными лицами.

— Не нахожу ничего привлекательного в этих грубых и невежественных женщинах и девушках. Они выглядят как колоды — толстые, красные, с огромными ручищами.

— А мне кажется, что они просто здоровые и румяные, от этого наши мужья зачастую предпочитают их нам, — незаметно сама для себя вернулась Мари к «больному вопросу».

— Говори только за себя, баронесса фон Штерн. Когда у меня будет муж — я уж сумею сделать так, чтобы глаза его смотрели только на меня, — Лизхен подбоченилась.

— И как же ты это сделаешь, фройляйн Риппельштайн? — Мари точно так же подбоченилась и подмигнула Лизхен, изо всех сил стараясь сохранить тон своего голоса веселым и непринужденным. — Скажи мне. Я попробую это средство на своем Рихарде, и сообщу тебе, стоящее ли оно.

— Тебе не осилить. Слишком уж ты благовоспитанная жена, — ответила Лизхен.

Мари натянуто рассмеялась, в словах подруги чувствовалась изрядная доля желчи.

— Это почему же? — спросила она, стараясь казаться как можно более беззаботной и веселой.

— Потому, что ты, Мари фон Штерн, самая настоящая ханжа. Вот!

— Я?!

— Да, ты. Всегда такой была и такой останешься.

— Интересно, что это за способ такой привлечения внимания мужа, о котором не может думать благовоспитанная девушка? — Мари прищурила глаз, она понимала, что за шуточной формой разговора на самом деле кроется что-то серьезное. — Рассказывай Лизхен, а то я решу, что ты лгунья и просто хотела меня подразнить.